Уже неделя, как мы дома. Жизнь постепенно возвращается в привычное русло - работа, заботы, и прочее, и прочее. Поездка по Европе, увы, закончилась. Впечатления немного устоялись, но ещё свежи. И хочется их упорядочить, что я и попытаюсь сделать в этих письмах.

Прежде всего, в общем: поездка была очень интересной, очень насыщенной и очень полезной для нас в самых разных отношениях. Полезной, в первую очередь, потому, что за последний год мы ужасно устали. За поездку устали ещё больше, но уже совсем по-другому: за эти 20 дней мы исходили ногами больше, чем последние 3 года. Тем не менее, это был отличный отдых, смена обстановки, ритма и образа жизни. И сейчас мы оба чувствуем себя бодрыми, хорошо отдохнувшими, готовыми колотиться дальше. Тем более, что счета пошли густым косяком. Я их философски рассматриваю и складываю в аккуратную и красивую стопочку. Ну их.

Во-вторых, было очень полезно сравнить наш, уже ставший привычным, образ жизни в Америке с европейским. Почти по всем статьям американский образ жизни выиграл безо всяких оговорок. В некоторых отношениях - ещё надо сдать на анализ. И только в одном, вне всякого сомнения, Европа победила - у Америки нет такой долгой, знакомой по книгам, истории, какая есть у Европы. И соприкосновение с этой историей, со средневековыми городками, замками, соборами, с Нотр Дамами там разными, Луврами, Версалями и Траффальгардскими площадями, начинает щекотать в тебе что-то глубинно-детско-ностальгическое, ты впадаешь в прострацию и вдруг замечаешь, что плачешь, неизвестно - о чем, неизвестно - почему... Какая-то странная, глубинная тоска по прошлому, которого никогда и не было, как если бы ты вернулся домой, много-много спустя, ты это чувствуешь, но и понимаешь, что это никогда и не было твоим домом. Странно всё это. Какая-то тоска и грусть по чему-то непонятному. Было это у Дины, было у меня, в разных местах, по разным поводам, а по сути - одно и то же... Что-то в этом есть.

В-третьих, нам было полезно пообщаться с живущими в Европах русскими, посмотреть, как и чем живут они. Живут иначе. Трудно. Труднее, чем в Америке. Но об этом - потом.

Но, конечно, главное в этой поездке - живые впечатления от Европы, от Лондона, Парижа, других городов, живые впе-чатления от известных по книгам, картинам, фильмам мест, музеев, зданий, соборов, дворцов, духа, который нам удалось почувствовать за эту поездку.

Но - по порядку!
 

29-го августа, перемигнувшись с начальством, я незаконно смылся в обед с работы и помчался домой, где нас уже ждал наш племянник со своей машиной. Школу кончает племянничек. Погрузил он наши узелки и котомки и отвёз нас с Диной в Европу, точнее, на самолёт голландской авиакомпании КLМ, на котором мы и прибыли в город голландский Амстердам, имея противоречивые ощущения. С одной стороны, 9 часов в самолёте, почти без сна, да ещё и с коперниковыми штучками - мы улетели в 4 часа дня по хьюстонскому времени, а прилетели в Амстердам, 9 часов спустя, в 8 часов утра следующего дня по голландскому времени. Уму непостижимо!...

С другой стороны, сервис и две кормёжки были выше всяких похвал (а мы, знаете, уже избалованы американским сервисом), к тому же, выпивка - по потребности, бесплатная, т.е. за счёт их голландской авиакомпании. И мы это очень оценили и прочувствовали. Но - сдерживались. Поскольку заранее знали про 8 часов утра и про то, что сразу по прилёте в Амстердам предстоит нам дальняя дорога на следующем же дилижансе, т.е. самолёте, в Лондон.

Послонявшись часа два в амстердамском аэропорту в ожидании своего лондонского дилижанса, глазея на их европейскую разношёрстность, дурея от обилия абсолютно непонятных (даже не понять, каких именно) языков и обличий, погрузились мы в самолёт и, ещё через час, мы - в лондонском аэропорту Хитроу. Хорошо ещё, что там говорили по-английски. Отмечу - здесь и дальше мы радовались, как дети (такое свежее и оригинальное сравнение), когда слышали английскую речь, как если бы слышали русскую. И один из осново-полагающих выводов, сделанных нами за эту поездку - одного английского языка для Европ недостаточно. Правда, как ни странно, иногда помогал и выручал русский. Дина пообещала восстановить свой французский, а мне придется всерьёз заняться немецким, что я уже пробовал сделать, но - без особого КПД.
 

Итак, прибыли мы в Лондон. Но штучки со временем не кончились - у них там на час меньше, чем в Голландии. Но - им виднее, поскольку Гринвич (или -видж?) у них.
 

В информационной службе аэропорта Хитроу слыхом не слыхивали о нашей гостинице, но, по адресу судя, предположили, что находится она, всё-таки, в Лондоне, и посоветовали взять такси, поскольку-де таксёры знают всё. Что мы и сделали, немного посокрушавшись об утекающих долларах. Позже выяснилось (нас, разумеется, предупреждали об этом заранее, но кому когда помогали чужие советы?), что такси в Лондоне - одно из самых дешёвых в мире, и только на такси там и надо передвигаться. Но мы это осознали позже.

Итак, загрузились мы в такси. И это надо описать отдельно. Известно, Англия - страна незыблемых традиций. Так, по крайней мере, говорят. Нам тоже так показалось. К примеру, такси. Их в Лондоне - мириад. Поэтому такие дешёвые. И все одинаковые. Но - какие?!.. В Л-де, во время войны и после, ездили легковые машины Эмки. Так вот, лондонские такси очень на них похожи, только поквадратней, повыше и гораздо удобнее. В это такси входишь, почти не сгибаясь, и сидишь на заднем сидении, как в карете, не снимая цилиндра и общаясь с водителем через окошечко в перегородке, отделяющей пассажирский салон от всего остального.

К нашему удивлению, водитель, посмотрев адрес, ничего не спросил и куда-то повёз нас, глазеющих по сторонам, и привёз в центр Лондона, в один из самых дорогих районов, в гостиницу, гаже которой мы не видели на Западе ни за нашу поездку по Европе, ни до, ни, я надеюсь, не увидим в будущем. Но в тот момент мы были преисполнены терпимостью, сознанием того, что в чужой монастырь... и предположением, что, может, у них в Европах... (говорить это надо добродушно-снисходиельно), может, у них так принято... Позже выяснилось, что у них в Европах принято по-разному.
 

Первым сильным впечатлением от Лондона оказался не сам Лондон, а то, как там водят машины. Я не говорю о том, что там левостороннее движение, от которого просто дуреешь (и все 7 дней в Лондоне, переходя улицу, мы всё время смотрели не в ту сторону, ожидая пакости с неправильной стороны).

Помню, в репортажах о хоккейных матчах это называлось "жёсткий прессинг по всему полю". Машины накатывают друг на друга, в последний момент совершенно непостижимым для меня образом избегая столкновения и проскакивая в полуметре друг от друга. Я, знаете ли, из Техаса буду, из Хьюстона, прилично вожу машину по американским автострадам (хайвэям), но, видит Бог, в Лондоне не рискнул бы это делать, даже если бы движение было человеческим, т.е. правосторонним. И при этом кошмаре за 7 дней мы не видели ни одного автомобильного происшествия (столкновения, крушения, аварии - не знаю, как сказать). Много ещё загадочного в природе...

Итак, прикатили мы в гостиницу, получили ключи от нашего, с позволения сказать, номера и завалились спать. Поскольку решили, что надо передохнуть, не то пропадёт весь день. И, как всегда, были правы.

Часа, этак, в четыре пополудни, по Гринвичу, мы отправились открывать Европу. Это вам не Америку открывать...
 

Не буду подробно описывать наши похождения день за днём, а изложу наши впечатления в общих чертах. Надо отметить, что впечатления наши и от Лондона, и от остальных Европ носят, в основном, зрительно-гастрономический характер. Потому как, с одной стороны, ходили, глазели и пялились, а с другой, со всей внимательностью и серьёзностью приобщались к местным кухням. Мы оба это очень любим и получаем большое удовольствие, если находим что-то новое, необычное и вкусное. Поэтому, если бы меня спросили о моих самых сильных впечатлениях в Лондоне, я бы назвал в та-ком порядке: сам Лондон, Вестминстерское аббатство, Тэйт картинная галерея и пастуший пирог. У Дины этот набор был иной - сказалась индивидуальная разница. Лондон она знала горазда лучше меня (я отыгрался в Париже), у неё были свои ассоциации. Поведение её в Лондоне можно было бы назвать весьма странным: она то останавливалась в оцепенении, то, взвизгнув, куда-то рвалась, то млела, тихо постанывая. Я, правда, совсем размяк в Париже. Но - мои впечатления от Лондона.

Они - очень неоднозначные. С одной стороны, Лондон, безо всяких оговорок, принадлежит к первой десятке городов мира, так сказать, самых-самых. В эту десятку, я думаю, сейчас входят: Нью-Йорк, Лондон, Париж, Вена, Мадрид, Токио, Рим, Мехико-Сити, Л-д (но не Москва, зловредно добавил он), Иерусалим. Ты сразу же чувствуешь мощь и величие Лондона, его красоту. Но эти красота и величие, очень своеобразные, в моем восприятии, какие-то холодно-отстранённые, надменные, чопорные. Ты всё время ощущаешь присутствие Королевского Дома. И люди, населяющие Лондон, - именно подданные Королевы. Вообще надо сказать, что у меня, человека исключительно республиканско-демократического, с самого начала и сразу возникло с Лондоном этакое ощущение взаимной сдержанной неприязни. Не мой это город, неприветливый, давящий, высокомерный. Но и я - не его человек. Я имею в виду именно город. У лондонцев это давление города, его мощь и власть проявляются по-другому. Они тоже высокомерны и чопорны. Но это - высокомерие слуг из господского дома. Высокомерие не бар, но барских слуг, живущих при барах в барском доме и очень этим гордящихся. Нечто подобное я, помнится, встречал ещё в Л-де. Высокомерие и заносчивость как бы истинных петербуржцев, ещё с тех времён... Но, на поверку, они оказывались либо жалким отребьем, либо холопа-ми, действительно, в те времена жившими в Петербурге. А вот бар - не встречал...

Из всех архитектурных и исторических красот Лондона, которыми он просто набит, самое сильное впечатление на меня произвело Вестминстерское Аббатство. Мы, правда, не были ни в Букингемском Дворце - резиденции Королевы, ни в Парламенте. По соображениям безопасности теперь туда не пускают. И дело даже не в формальной красоте Аббатства, хотя оно очень красиво, но Исаакий не хуже, а то и покруче будет, а в том, что кроме красоты и старины (по крайней мере, 5 веков), ты чувствуешь, что это - один из главных центров их мира; здесь короновались все короли и королевы Англии, здесь захоронены их самые знаменитые люди (последний - Черчиль}. И всё это окружено заботой и вниманием, но не партии и правительства, а самих англичан. Разницу ты ощущаешь сразу, это впечатляет, и ты проникаешься уважением. Народ, тщательно сохраняющий свою историю, гордящийся ею. Даже если она не совпадает с текущими поветриями. Но и это впечатление двойственное. При очевидном почтении к своей истории, англичане - нация, задавленная собственным прошлым, почтительно стирающая пыль с реликвий (не везде, правда). Но прошлое это ещё не стало антиквариатом, как в Риме или в Греции. И хранится оно как прабабушкины сокровища, очень почтительно, но непонятно, что с этим делать, как употребить. И Англия, в целом, - страна, живущая, так сказать, не вперед, а с повёрнутой назад головой. Англичане всё время копят и хранят своё прошлое, ни очень задумываясь о будущем - им просто некогда.
 

Лондонские музеи. Мы побывали в Лондоне в нескольких музеях и картинных галереях. Впечатления разные. Такие мы с Диной люди, что везде нам больше нравились музеи не классики, а современного искусства.

Например, Лондонская Национальная Галерея, один из самых известных и богатых музеев мира. Целый букет впечатлений. С одной стороны, мы никогда не видели более запущенного и заплёванного музея (Лувр и Версаль могут с ним посоперничать). С другой стороны, тебя охватывает некая "радость узнавания", когда ты "живьём" видишь давно знакомые тебе шедевры. Это - как увидеть Колизей, Пизанскую Башню или Статую Свободы в натуре. А с третьей, тебя это уже не очень впечатляет, поскольку ты уже всё это знаешь, уже переболел этим. Увы.

Впечатление от Уоллес Галереи совсем другое. Сравнительно небольшой музей, но... Если собрать в Эрмитаже все самое-самое и расположить в помещении раз в 20 меньшем, получится эта галерея. Никогда в своей жизни я не видел та-кой концентрации сокровищ на единицу площади - картины, скульптура, мебель, посуда, оружие, драгоценности. И это очень впечатляет. Но и оставляет, в некотором смысле, холодным - к тебе, как бы, это отношения не имеет. Точнее, имеет, но весьма опосредованное.

Особое место занимает всемирно известный Музей восковых фигур мадам Тюссо. Есть по всему миру много подделок под этот музей, но равных нет. Единственный раз в Лондоне мы отстояли в очереди, чтобы попасть в него, заплатили положенные фунты стерлингов и вошли... Музей помещается в старинном особняке какого-то разорившегося аристократа, но переделано внутри не было, планировка осталась прежней, и фигуры просто расставлены в разных залах и комнатах особняка (с одним исключением - Королевская семья, в полном составе, стоит в глубине парадного зала за бархатным шнуром, отдельно от публики). И ты ходишь между этими фигурами, выполненными великолепно, и, поскольку посетителей много, двигаются они медленно или стоят, разглядывая, взгляд, по этой причине, имея стеклянно-остановившийся, ты всё время напрягаешься - кто стоит рядом с тобой, дохлый или живой? Кроме очевидно-исторических личностей, расставленных тут и там, очень забавно поставлены всякие, так сказать, жанровые фигуры. В одном зале на стоящем у стены диване присела и задремала забегавшаяся домохозяйка с кошёлкой, пробегавшая из магазина мимо и заглянувшая в галерею. Иллюзия настолько полная, что, заметив эту сидящую на диване женщину, автоматически отметив, что, вот, намаялся чело-век, набегался, ты не сразу осознаёшь подвох, смотришь ещё раз, уже внимательней, и вдруг тебя осеняет, что это - фуфло, что тебя разыграли, и ты попался!... В другом зале полуоткрыта боковая дверь, и в дверях стоит человек, выглядывающий в полуосвещённую "наружу", Про этот трюк я сообразил сразу и несколько раз оглядывался, наблюдая, как он работает - вокруг чучела все время толклись посетители, стараясь через его плечи увидеть, куда это он там смотрит... Среди десятков всяких исторических и модных современных фигур попадались и "до боли знакомые" - от "вечно живого" до новенького, с меткой на лбу - стоит уже вовсю. В общем, впечатления очень яркие, необычные и приятные.

Тэйт картинная галерея. Музей, понравившийся нам больше всего. Отличное собрание современного искусства, начиная с французских импрессионистов до сегодняшних дней. Десятки, если не сотни залов, набитых картинами, скульптурой и уже совсем сегодняшним, которое невозможно отнести ни к тому, ни к другому. Описывать не берусь. Надо видеть. Вышли мы оттуда потрясённые. Характерно, что точно такие же эмоции, качественно отличные от эмоций в музеях классики, очень сильные, охватывали нас во всех музеях современного искусства - и в Амстердаме, и в Брюсселе, и в Париже. Эмоции настолько сильные и такие другие, что мы обратили на это специальное внимание. Конечно, далеко не всё тебе там нравится, что-то неинтересно, что-то раздражает, что-то вызывает протест. Но в целом - это, как бы, твоё, очень тебе созвучное. Своего рода резонанс.
 

Сам Лондон мы исходили вдоль и поперёк. Траффальгарская площадь, Пиккадилли, Чэлси, Гайд Парк, набережные Темзы, мосты, парки, улицы. Очень много зданий, ансамблей, старинных и не очень, останавливающих внимание красотой, очарованием старины, некоторой даже запущенностью, приличествующей многовековому прошлому. Впечатления от Лондона очень ярки еще и потому, что это был наш первый европейский город, у нас ещё не рябило в глазах, и не было ещё каши впечатлений, которой мы всячески старались противостоять, пытаясь их (впечатления) как-то упорядочить, делая заметки, снимки, покупая открытки и альбомы. У нас дома есть много альбомов про другие наши поездки, и мы знаем, что в таком, зафиксированном виде сохраняется гораздо больше впечатлений и воспоминаний.
 

Поразительно, сколько диккенсовских типажей мы повстречали за неделю на улицах Лондона и в Лондонском метро. Иногда даже карикатурные, гротескные лица и фигуры.
 

Случались и забавные происшествия.

Поздним вечером сидим, утомлённые за день, в раю для мясоедов, ресторане "The Black Аgnus" и завершаем своё пиршество кофеем. За соседним столиком, стоящим "плечо в плечо" с нашим, появляется пара мужиков среднего возраста и нейтральной, но вполне европейской наружности. Устраиваясь и просматривая меню, они говорят между собой на каком-то, явно европейском, но совершенно неведомом нам языке (основные европейские языки легко опознаются на слух). Прислушиваемся и краем глаза присматриваемся - мы сидим в метре друг от друга. Обращаем внимание, что и они прислушиваются к нам, не понимая, на каком языке говорим между собой мы. Через несколько минут осторожных взаимных прислушиваний и присматриваний, обе стороны вдруг обращаются друг к другу с извинениями и просьбой сказать, что это за язык. Произошло это так неожиданно одновременно, что все рассмеялись.

Соседи наши оказались норвежцами, а мы, действительно, никогда не слышали норвежскую речь. К тому факту, что мы - русские, они отнеслись с изрядным сомнением. Один из них, недоверчиво рассматривая нас, сказал:

- Мы никогда не видели русских, но слышали, что русские мо-гут пить чистую водку залпом и без закуски. Вы можете?

Надо сказать, что скандинавы, как, впрочем, и ирландцы, и шотландцы, и вообще все северные европейцы - сами большие выпивохи и очень ценят эти стати у других. Мы переглянулись и снисходительно хмыкнули:

- Конечно, мы же русские!..

- И вы можете это доказать? - коварно ухмыляясь, спросили норвежцы.

Наши с Диной лица отразили глубочайшую личную оскорблённость. Нам тут же были заказаны и принесены две стопки неохлаждённой водки. Наша трапеза уже закончилась, и мы, слегка обожравшиеся и немного хмельные, находились в стадии расплаты. Однако, ощущая на себе внимание уже половины ресторана, с интересом наблюдавшей за развитием событий, а на своих плечах - всё бремя ответственности за судьбы России, мы с Диночкой поднялись и, стоя, в лучших гусарских традициях - локоть на уровне плеча, не поперхнувшись, залпом опростали свои чарки с тёплой водкой и, вместо закуски, слегка промокнули губы салфетками. Норвежцы были в восторге. Деликатно отказавшись от "по второй" и раскланявшись с соседями, под аплодисменты публики и уважительные возгласы норвежцев: "И правда, русские!" мы вынесли из ресторана гордо реющие над нами родные наши русские штандарты непосрамлёнными. Никогда наперёд не знаешь, где и как придётся защищать российскую честь.
 

Кстати, о еде. Первые несколько дней мы кормились в ресторанах и ресторанчиках. И, как всегда, были неправы, так как английская кухня особым разнообразием, оригинальностью и изыском не отличается. Как сказал наш приятель, долго живший в Лондоне, англичане настолько стесняются своей еды, что непременно прячут её, запекая или в тесте или в картофельном пюре. Из всего, съеденного и отведанного нами за первые дни, мало что осталось в памяти. И только на четвёртый день мы открыли для себя английские "пабы" - пивнушки, кабачки. Мы видели их повсюду, пару раз сунули нос - пивнушка, сидят всякие люди, потягивают пивко, курят, не-громко переговариваются, играют в бильярд или карты, читают газеты, смотрят телевизор и, опять же... пьют пиво. Всё тихо, чисто и благопристойно, и ничего, как бы, не происходит. И не видно никакой еды.

Однажды мы всё-таки зашли и заказали пиво. Что было не просто - там этих пив миллион, а ты и слов-то таких не знаешь, как если бы у иностранца спросили бы в Л-де, что ему - "Жигулёвское", "Невское" или "Ленинградское"? Потом мы поинтересовались насчёт покушать. Оказалось, что в любом "пабе" всегда есть 2-3 дежурных блюда, которые можно заказать. Они даже выставлены в специальной витрине, и ты можешь ткнуть пальцем, показывая, чего хочешь.

И мы ткнули. И открыли для себя "шеппард пай" - "пастуший пирог", традиционное английское, ирландское, шотландское и какое там ещё блюдо, а по-нашему - картофельная запеканка с бараньим фаршем, пережаренным с луком. Но какая! Сочная, потрясающе вкусная, где много фарша и мало картошки... И с этого момента мы ели только в пабах, запивая очень вкусным местным пивом, или элем, или лагером - по вкусу и по цвету они разные, но в чём состоит разница, для меня загадка до сих пор.

Чаще всего мы ели в пабе "Датская королева", рядом с нашей гостиницей. К нам привыкли, хорошо принимали, и перед нашим отъездом хозяйка соорудила специально для нас что-то уже совсем фирменное с печёнкой. И мы расстались уже совсем влюблённые друг в друга.
 

Несколько просто заметок из записной книжки:

Лондон никогда не был законодателем мод, но однажды, в начале 60-х годов этого столетия, две моды пошли гулять по миру именно из Лондона - длинные волосы у мужчин и короткие юбки (мини-юбки) у женщин.

Приверженность англичан своим традициям проявляется, в частности, в отсутствии смесителей на кранах с водой. В любом рукомойнике установлены два крана - отдельно для горячей и отдельно для холодной воды. Мытьё рук и, тем более, лица в таком умывальнике требует определённых навыков и сноровки.

Не думаю, что арабские шейхи оказывают благотворное влияние на благополучие Великобритании и на британский дух, потихоньку скупая английскую недвижимость на свои нефтяные миллионы...
 

На самом деле, впечатлений от Лондона гораздо больше. Описывать всё - просто немыслимо.
 

2. Амстердам

5-го сентября мы перелетели через Ла-Манш (Па-де-Кале?) обратно на материк и снова прибыли в Амстердам. Умудрённые Лондоном, сразу же взяли такси и покатили в свой отель, который, не только по контрасту с лондонским, но и объективно, оказался выше всяких похвал (особенно обслуживание). Окнами наш номер выходил на один из знаменитых амстердамских каналов (которых, как утверждают аборигены, в Амстердаме больше, чем в Венеции), очень похожих на тихие места Мойки или канала Грибоедова, с той лишь разницей, что обстроены (окружены) эти каналы забавными трёхсотлетними голландскими дома-ми в 3-4 этажа, но только в два окна "по лицу". И не всегда строго вертикально стоящими. Что, впрочем, нимало не смущает амстердамцев.
 

Забыл помянуть ещё одно сильное впечатление в Лондоне, но оно поразило нас и в Амстердаме, только в этих двух городах. Они оба полны "панков". Если сами не знаете, что это такое, спросите у детишек - те наверняка знают. В принципе, это довольно смирные животные, никого не трогающие и ни к кому не пристающие, но одетые очень и очень экзотическим образом, обычно, в чёрное, с разными ремнями и бляхами. Но причёски!.. Частично или полностью бритые головы с торчащими перьями, султанами, веерами, хвостами из волос самых немыслимых цветов и цветовых сочетаний. На одной голове может быть представлен весь спектр одновременно. Поначалу это зрелище ошарашивает, потом - как бы привыкаешь, хотя привыкнуть к этому невозможно, и иногда просто столбенеешь совершенно неприличным образом таращась на какой-нибудь уже совсем экзотический экземпляр. Однако, по причине наркотиков, все они пребывают в, как бы, сомнамбулическом состоянии, в каком-то своём измерении, и не замечают или игнорируют вызываемую ими реакцию. Однажды, правда, одна панкша не выдержала наших с Диной разинутых ртов и показала нам язык. Как мне показалось, это и есть вся их философия. Почти все они - до 30-ти. Как я понимаю, долго они не живут, вымирают. По причине всё тех же наркотиков, морды у них у всех какие-то синюшные, глаза стеклянно-мутно-пустые, даже не тронутые интеллектом. У нас они устойчиво вызывали смесь изумления и чисто физической брезгливости. Любопытно отношение к ним местных жителей и в Лондоне, и в Амстердаме - они их как бы не замечают. И существует в одном и том же месте два абсолютно разных мира, не замечая, не видя друг друга в упор, так сказать, проходя друг сквозь друга. Очень странное ощущение.
 

Хотя официальной столицей Голландии является Амстердам, голландское правительство и Нидерландский Королевский Дом по какой-то странной причине находятся в Гааге. Про голландцев говорят: в Роттердаме они работают, в Гааге они правят, в Амстердаме они живут.
 

Итак, Амстердам. Дам (дом) на реке Амстель.

Побросав свои узлы в отеле, мы отправились шататься по городу. В отличие от Лондона, одной из "столиц мира", Амстердам показался нам очень милым, приветливым и доброжелательным, тихим и патриархальным городом. Архитектурно он другой, более немецко-готический, тоже очень старый.

На почтамте в Амстердаме мы письмо писали маме. Точнее, не письмо, а открытку. И не только маме, но и всем остальным.

А потом сделали ещё одно пищеварительное открытие - голландские селёдки. Эти селёдки - местная достопримечательность. Всех едущих в Голландию предупреждают о них заранее. Они везде - в ресторанах, в магазинах, в специальных палатках по всему городу. И люди прямо на улице останавливаются, покупают эту селёдку и тут же её съедают. Некоторые даже умудряются, лихо закинув голову назад, целиком опустить тушку в рот. Селёдка безупречно вычищена - ни единой косточки, две тушки положены на пластиковую тарелочку и для нас, неумелых иностранцев, порезаны на кусочки. К этому даётся вместо вилки маленькая палочка, она же - зубочистка, и бумажная салфетка. Так вот, селёдка - свежайшая, нежнейшая и абсолютно не солёная.

На втором месте после селёдки - подаваемый в тех же палатках, потрясающе вкусный копчённый угрь... или угорь?... Smoked eel, в общем.

Другой местной достопримечательностью являются "коричневые кафе". Дело в том, что голландцы всегда были заядлыми курильщиками, хотя своего табака, насколько я знаю, у них нет. Табачный дым ВЕКАМИ оседавший (и продолжающий оседать) на стенах, потолках и мебели, окрасил весь интерьер этих старых кафе в коричневый цвет.

Ещё одна достопримечательность, она же - бытовое удобство, она же - суровая необходимость (голландские мужики поглощают пиво в совершенно немыслимых количествах) - уличные туалеты. Мы видели такие только в старом французском фильме "Скандал в Клошмерле". Ни будками, ни кабинками их назвать нельзя, а - вертикальная металлическая ширма, свёрнутая в один виток спирали, с решётками сверху и снизу, так, что видны только ботинки и шляпа. Место только на одного человека. Двери нет. Всё идеально чисто и действительно удобно - они расставлены тут и там по всему городу.

Ну и, разумеется, знаменитый "район красных фонарей" - несколько улочек с домами и домишками, я бы сказал, "специализированной архитектуры" - первые этажи сплошь состоят из чередующихся дверей и больших окон без переплётов, своего рода витрин. В этих окнах-витринах, освещённых красными торшерами или светильниками, на красивых старинных креслах или канапе томно полусидят-полулежат скромные труженицы самой древней в мире профессии, в каждом окне - по одной, не обременённые избытками одежды, предлагающие на обозрение дефилирующей мимо публике и потенциальной клиентуре свои стати. Представленный ассортимент цветов кожи, форм, размеров и даже возрастов в состоянии удовлетворить любые, самые прихотливые запросы. Клиент, сделавший выбор, заходит в соответствующую дверь, и шторы на окне опускаются... Прелюбопытнейшее зрелище!...
 

На следующее утро (как и в остальных городах, а в Лондоне - трижды, так нам понравилось!) мы отправились на трёхчасовую автобусную экскурсию по городу с гидом, который нам всё рассказал и показал.

Улочки в Амстердаме узкие. Машин мало, водить их там трудно. Да и люди живут победнее, это чувствуется. Зато велосипедов - несчётно. Говорят, во всей Голландии их больше двенадцати миллионов (при 15-ти миллионах населения). Забавно наблюдать рано утром, как народ поспешает на работу (он это делает, в основном, на велосипедах, доезжая прямо до работы или до ближайшей трамвайной остановки, и табуны и отары оставленных велосипедов - повсюду, особенно у остановок), как какой-нибудь клерк или бизнесмен в костюме с жилеткой, в шляпе, иногда в пальто (было уже довольно прохладно) катит себе на велосипеде с повешенным на руль портфелем.

Амстердам - город небольшой, и смотреть там особенно нечего, кроме старой части, где мы жили и которую обследовали накануне. Поэтому с экскурсией нас завезли на алмазную фабрику (Амстердам - одна из алмазных "столиц" мира), завезли не бескорыстно - глядишь, кто-нибудь что-нибудь да и купит. Нас этот визит оставил равнодушными, хотя часть публики приходила в экстаз. Нам эти эмоции оказались недоступны. Увы...

Ещё нас привезли в их национальную галерею Рейхсмюзей. На удивление, маленькая Голландия гораздо почтительнее содержит свою национальную галерею, чем мощная и богатая Британия. Везде безупречно чисто. Музей набит рембрандтами и прочими голландскими и фламандскими мастерами. Голландцы вообще называют свою страну "страной музеев", только в Амстердаме их 42.

После экскурсии мы на трамвае отправились в два другие их музея - Музей Ван Гога, крупнейшее собрание его работ (две сотни картин и больше пяти сотен рисунков) и Музей современного искусства. Оба нам очень и очень понравились.

Такая подробность про нас и про трамвай. Мы, конечно, из Техаса будем. Но всё-таки не из села. Тем не менее, стоим это мы на трамвайной остановке. Подходит нужный нам трамвай. Останавливается. Стоит. Ждёт нас - мы единственные, проявляющие некоторое оживление и признаки желания в него попасть. Мы же ждём, когда нам откроют двери. Двери не открывают. Мнёмся это мы, перебирая ногами, как перед дверью занятого туалета. Однако ничего не происходит... Все ждут... Пока, наконец, кто-то не подскочил к нам с тротуара и не нажал какую-то хреновину на трамвае - пойди знай!.. Как в той жуткой истории - "потяни за верёвочку, дверь сама и откроется...". Мы поблагодарили благодетеля и влезли в трамвай, чувствуя себя полными идиотами. Трамвай поехал. Надо платить. Сколько?... Как?.. Куда?... Как я понимаю, публика в трамвае получила большое удовольствие, наблюдая за нами. Но люди там сердобольные, не дали пропасть. Так вот - по заграницам ездить. Если не на такси...

После музеев, ошалевшие от впечатлений и жутко уставшие, поели в каком-то ресторане и долго бродили по городу. Иногда это Л-д, иногда Таллинн. Иногда - что-то совсем другое, но тоже очень знакомое...
 

Сентября 7-го дня поутру, мы собрали свои монатки, отправились в амстердамский аэропорт, погрузились там в ожидавший нас новенький прокатный Оппель и покатили в нём по Голландии.

Сразу скажу о вождении машины в Европе. Дороги там отличные, но для неместных водителей проблема в том, что их слишком много - через каждые полкилометра-километр - перекрёстки, разязки. И хотя оповещение у них налажено очень здорово - всё время стоят всякие щиты и о чём-то оповещают. Беда в том, что оповещают они на местных, абсолютно нечитаемых, особенно на скорости, языках. На голландском, например, или на фламандском. Кроме того, местной географии ты не знаешь, и какая разница, скажем, японцу, что на щите написано Парголово или Шувалово, или что данная дорога ведёт на Вышний Волочёк (если на Вышний Волочёк вообще ведут какие-нибудь дороги).

В общем, ехать по Европе - тяжёлая работа даже для двоих. Один ведёт машину со скоростью 120-140 километров в час (в Европе, оказывается, всё мерится ностальгическими километра-ми!), и при этом вдруг слева от тебя проносится машина с, по-моему, сверхзвуковой скоростью, ты даже не успеваешь заметить, кто за рулём - мужчина или женщина, а второй(-ая), вцепившись в карту, пытается разобрать проносящиеся надписи и оповещения. Всё это безобразие происходит по причине отсутствия на европейских дорогах каких-либо ограничений скорости (они установлены только в населённых пунктах). А если нет ограничений, что же вы хотите от водителей, которые и при ограничениях не больно-то блюдут? Тем не менее, забегая вперёд, без лишней, ложной и никому не нужной скромности скажу, что с этим я справился лихо, никаких проблем у нас за всю поездку не было. Диночка не даст соврать. Не считая того, что поначалу я что-то очень разнервничался и включил на автоматической трансмиссии не ту скорость, отчего машина взвывала как барражирующий истребитель, и пытался заправить бензином уже полный бак. Но - это мелочи...

Итак, покатили мы по Голландии. Страна маленькая, абсолютно плоская. Половина территории находится ниже уровня моря. Каждый квадратный метр учтён и обихожен. Всё чисто и культурно. Аккуратно нарезанные и ухоженные земляные угодья. В основном - поля и луга. Иногда перелески. На полях и лугах - коровы и ветряные мельницы в изобилии. Голландия всё же. Русскому человеку это всё не понравилось бы - слишком всё геометрически правильное и аптекарски чистое. Скучно.

Проездом останавливались а Гааге, Дельфте, Роттердаме. Впечатления разные, но, на фоне всей поездки, не очень существенные. За исключением, пожалуй, Дельфта. Очень маленький средневековый городок, в котором, видимо, по причине субботы, происходило какое-то гуляние. Об этом празднике все, кроме нас, знали заранее, было много туристов, особенно немцев. Было празднично-весело и лучезарно - и нам, и им очень повезло с погодой. Местные оркестрики играли "УМ-ПА-ПА, УМ-ПА-ПА", функционировали разнообразные лавчонки и развалы наивсевозможнейшего барахла. И всё это - на фоне домишек, соборов и замков 15-16-го веков. Этакая пастораль.

Пошатавшись по Дельфту, перекусив в маленьком кафе голландскими сырами (которыми, кстати, вперемешку с тюльпанами буквально завалена вся Голландия) и какими-то вкусными плюшками и поглазев на народное гульбище, мы покатили себе дальше. Конечной целью нашего путешествия в этот день был Брюссель.
 

3. Брюссель

Совершенно неизгладимое впечатление оставила голландско-бельгийская граница, первая государственная граница, пересечённая нами на машине. Но всё то же самое было и дальше. Будучи человеком исключительно законопослушным, я заранее заготовил наши американские паспорта, с которыми мы не расставались ни на минуту, водительские права, сбавил скорость и подкатил к пропускному пункту - несколько будочек поперёк автострады, у каждой - по несколько таможенников и пограничников с автоматами. Не знаю, что происходит с другими. С нами было вот что. Подкатываем мы к этой команде с намерением остановиться и начать выворачивать карманы и перетряхивать кули. Команда же, метров за 20, начинает присматриваться через лобовое стекло - кто это там едет? Что они могут увидеть, не знаю - у нас обоих тёмные очки. Когда мы уже метрах в трёх, нам делают знак рукой - проезжай, мол. Я сомневаюсь - что-то не так понял, а они пальбу начнут!... - и упрямо норовлю остановиться. Немедленная реакция - давай-давай, не задерживай движение! Так мне остановиться и не удалось. Даже как-то обидно. А может, я - шпион или террорист какой-нибудь?! Это сейчас очень модно на Западе - так и шастают.

В общем, не на замке у них это дело, не на замке. Да и не солидно как-то. Как мужик с расстёгнутой ширинкой.

Проглотив эту незаслуженную обиду, мы въехали в Бельгию.
 

Следующая проблема, имевшая место до этого, здесь и дальше - деньги. У них в Европе принято в каждой стране иметь свои деньги. Что очень неудобно и хлопотно для туриста. Доллары, правда, принимают везде. Правда, по невыгодному для доллародателя курсу. Поэтому, первое, что ты делаешь при пересечении границы - меняешь предыдущие деньги, к которым только успел привыкнуть и научился отличать банкнот в 10 единиц от банкнота в 100 единиц, на следующие. Начинается новая морока. В магазине или где ещё ты видишь на ценнике цифру 60. Сколько это? Много или мало? Дорого или дёшево? И начинается закатывание глаз и шевеление губами - вычисления в уме, умножение и деление на соответствующие коэффициенты. Хорошо еще, что по всей Европе принята десятеричная система счисления. И все используют арабские цифры. Это несколько облегчает дело.
 

Запасшись местными дензнаками, мы покатили по Бельгии. Ландшафт в Бельгии более волнистый, чем в абсолютно плоской Голландии (что, впрочем, не трудно), из-за чего окружавшая нас действительность была гораздо более живописна. Полей и лугов в Бельгии поменьше, домишек побольше. Но по ухоженности и уделанности эти поля далеко впереди голландских, чего, я думал, просто не бывает. Эдакий один сплошной образцово-показательный огород или сельскохозяйственный рай.
 

По дороге на Брюссель, который был нашей целью в этот день, мы решили остановиться в большом бельгийском городе Антверпен, передохнуть и осмотреться. Сошли с автострады (в Европе - автобана), въехали в город и немедленно застряли в жутко узких улочках, битком набитых стоящими по какой-то причине машинами. В городе явно что-то происходило, то ли праздник какой, то ли демонстрация - мы так и не поняли. Проторчав с полчаса в пробке, мы решили уматывать, что было очень непросто. Когда же, наконец, выбрались, долго плутали по окружающим Антверпен дорогам в поисках своей, на Брюссель, и чуть было не укатили в никому неведомый Гент. В общем, поимели много, как здесь говорят, "фана" - удовольствия. Наконец, нашли правильную дорогу и часов в 6 вкатили в Брюссель. И тут начался самый цирк. Мы примерно знали, в какой части города находится наш заранее заказанный отель и туда приехали. Но почти все улицы там с односторонним движением, и мы объехали этот район раз десять в тщетных попытках найти свою улицу, а найдя - попасть на неё с соблюдением местных правил уличного движения. Это было нечто, так как карты Брюсселя у нас не было, зато была суббота, и улицы были забиты людьми, машинами, трамваями и ещё чёрт знает чем. В конце концов нам это удалось!
 

Итак, дело было в субботу, вечером. Хотя мы оба жутко устали, немедленно по прибытии в номер Диночка изъявила желание разыскать Сэма. (Напоминаю, Сэм - бельгийский пушник, с которым Дина работала, как переводчица, многие годы на пушных аукционах в Л-де, куда он приезжал 3 раза в год.) Надо сказать, что и мне это было интересно. Поэтому, матюкнувшись, приступили к поискам. Справились в телефонной книге - никаких Сэмов не значится. Спустились вниз и спросили у портье, как найти Сэмову контору - у нас был адрес. Портье посмотрел и сказал, что это - на соседней улице. Туда мы и отправились, заодно поинтересовавшись насчёт покушать. Портье дал нам карту и обозначил на ней один квартал, сказав, что там около 100 ресторанов, и, если не хватит, другой, в котором ещё около 50-ти. Всё было очень близко - наша гостиница, довольно средненькая, находилась в центре города. Пошли мы на соседнюю улицу и по означенному адресу никакой Сэмовой конторы, натурально, не обнаружили - всё было бы слишком просто, а обнаружили магазин мужской верхней одежды, к Сэму отношения не имеющий. По Диночкиному плану, очень, заметьте, коварному, мы должны были ввалиться к нему в контору, сказать "здрасьте" и посмотреть, как у него отвиснет челюсть. План явно не удавался по причине отсутствия конторы. И челюсти.

Огорчённые, но голодные, что всегда бодрит и обнадёживает, мы отправились в указанные портье кварталы. И это заслуживает быть описанным отдельно.
 

Итак, Брюссель. Суббота. Вечер. В отличие от мрачновато-тяжеловатого имперского Лондона и провинциально тихого Амстердама, Брюссель оказался очень оживлённым европейским городом, забитым людьми, местными и приезжими, в море огней, реклам, с сотнями (каналья-портье не преувеличивал) ресторанов, кафе, баров, магазинов, театров и кино театров. Частично эта субботняя жизнь происходит на улице - много уличных кафе, столики стоят прямо на тротуаре, и никого не смущает, что прохожие чуть ли не смахивают рукавами и подолами чашечки с кофе или какую выпивку у сидящих за столиками.

Позже мы узнали, что в Брюсселе более 2-х тысяч ресторанов, кафе и бистро, и брюссельцы объявили свой город "Ресторанной Столицей Мира", бросив тем самым вызов Парижу, Нью-Йорку и Гонг-Конгу.

Блуждая по улицам "куда глаза глядят" (а глаза, естественно, глядели во все стороны сразу), мы вдруг, неожиданно для себя, оказались на "Grand Place", довольно большой площади в центре старой части города, которую Виктор Гюго назвал "самой красивой площадью мира". Действительно, изумительной красоты место. Эта площадь, как, впрочем, и весь остальной старый Брюссель, - очень необычное сочетание филигранной, стрельчатой готики и буйного, кудрявого барокко. И больше похоже даже не на площадь, а на огромный парадный зал посреди города. Искусно подсвеченные фасады выходящих на площадь дворцов и зданий XV века, щедро декорированные аркадами, колоннами, башеньками и статуями, ограждают эту площадь от всего остального мира и производят впечатление старого резного дерева. История этой площади богата событиями. На ней шумели народные восстания и народные празднества. Обильно лилось пиво и вино, и обильно лилась кровь. На ней короновали, и на ней рубили головы. На этой площади сжигали заживо. На этой площади расстреливали. Много чего происходило на этой площади... Но красиво, действительно, сказочно. Сотни туристов слонялись вокруг или сидели за столиками открытых кафе. Мы тоже засели в кафе, заказали себе кофе, и я стал излагать Диночке историю этой площади, незадолго перед тем прочитанную в путеводителе. А потом пошли дальше.

Мы забрели, в поисках самого экзотического ресторана, в самый что ни на есть туристский квартал, где по улочкам можно было только ходить, такие они узкие. Но ходить там было не можно, столько там было всякого люда. Уличные музыканты, уличные художники, и тьма туристов со всего света. Проболтались мы там допоздна, выбрали какой-то ресторан, где и поели. И, как всегда, были неправы. Есть надо было совсем в другом месте. Но всё было хорошо, мило и приятно.
 

На следующее утро, как и везде в новом городе, поехали на автобусную экскурсию по Брюсселю и отсмотрели местную достопримечательность - от резиденции Королевы и резиденции Наследного Принца до Национального музея и Атомиума (помещения Международной выставки 1958-го года, построенного в виде атома железа, увеличенного в 165 миллиардов раз - жуть!).

Залитый солнечным светом Брюссель произвёл на нас сильное впечатление. Вполне современный город, грандиозный, монументальный, богатый и красивый, без каких-либо налётов провинциализма - европейская столица вполне "мирового класса", что поначалу кажется странным - Бельгия, в общем, страна-то маленькая, население всего 10 миллионов. Потом осознаёшь, что штаб-квартира НАТО и Центр Европейского Экономического Сообщества расположены в Брюсселе, а с 1993 года Брюссель выбран как столица Объединённой Европы. И ощущение несоответствия и перекоса пропадает. Брюссель безусловно является столицей "мирового класса".
 

Отдельно хочу упомянуть одно очень яркое впечатление, полученное нами во время автобусной экскурсии. Неожиданно свернув с широкого бульвара в центре Нижнего города, наш автобус, пыхтя сжатым воздухом и скрипя тормозами, медленно вполз в какое-то ущелье между очень старыми зданиями, с трудом протиснулся сквозь несколько улочек и остановился, как застрял, на малюсеньком перекрёстке. Прямо перед окнами нашего автобуса, метрах в двух, мы вдруг увидели стоящую на каком-то приступке старого дома бронзовую фигурку, меньше метра, действующий фонтанчик - знаменитый "Manneken Pis" {"Писающий малыш"). Гидесса наша умышленно нас не предупредила и с удовольствием наблюдала за произведённым эффектом: впечатление было совершенно неожиданным и очень сильным - забавная и даже трогательная фигурка малыша, явно наслаждающегося жизнью...

Первые упоминания о "Малыше" относятся к XV веку, но происхождение фигурки точно не установлено. По одной из дюжины существующих легенд, маленький сын какой-то местной знаменитости однажды потерялся, заблудился в узеньких улочках старого города. Его долго, несколько дней искали, потом всё-таки нашли, и именно за этим занятием. Что, на радостях, и было увековечено счастливым отцом.

"Малыш" сразу же покорил брюссельцев, завоевал их признание и любовь и стал как бы неофициальным символом города. Иногда его даже называют "старейшим гражданином Брюсселя". У "Малыша" есть целый гардероб разных одежд, которые обычно хранятся в специальной коллекции в городском музее и в которые его наряжают, сообразно случаю, в дни праздников и торжеств. Даже есть костюм Деда Мороза с белой бородой.

За прошедшие столетия "Малыша" несколько раз крали, всегда потом находили и возвращали на законное место. Но однажды какой-то охламон не только украл, но и разбил фигурку на куски, уж не знаю, из каких побуждений, за что и был приговорён к пожизненной каторге. Найденные куски были использованы для отливки новой модели.

Сейчас в Брюсселе появилась соответствующих размеров бронзовая фигурка "Jeanneke Pis" ("Писающей девочки"), смутившая многих брюссельцев неграциозностью своей позы, установленная по этой причине неподалёку от "Малыша", но в малопосещаемом туристами переулке. Мы её, к сожалению, не видели - она была установлена в 1987 году, уже после нашего посещения Брюсселя.
 

А ещё мы узнали из нашей автобусной экскурсии, что знаменитая "французская" жаренная картошка-фри впервые появилась, на самом деле, не во Франции, а в Бельгии, и что вкуснее, чем в Бельгии, её просто не бывает (в справедливости последнего утверждения мы чуть позже убедились сами)... И что саксофон был изобретён брюссельцем Адольфом Саксом.
 

По совету наших друзей, американцев, опытных путешественников, мы разыскали в Брюсселе одну кондитерскую, знаменитую своими пирожными. Своим внешним и внутренним видом кондитерская напомнила нам ленинградский "Север", в девичестве "Норд". И пирожные такие же. И называются так же - "шу" там разные, "эклеры" и "буше". Набрали мы себе несколько и отправились в отель наслаждаться. И должен сказать следующее. Нигде, никогда я не ел более вкусных пирожных, чем в Л-де (но было это 10-15 лет назад). В Америке просто нельзя есть ни пирожные, ни шоколад американского производства. В Европах можно, но - (великий Райкин!) - не то!... Шоколад, правда, в Европах (в Бельгии, во Франции) вкуснее, чем в Союзе. Но ленинградское мороженное, пожалуй, не самое плохое в мире. И это касается не только сладостей. Когда у тебя накопилось достаточно альтернатив для сравнения, ты видишь, что в некоторых отношениях, некоторые проявления твоей предыдущей жизни не уступали-таки "мировым стандартам", а иногда и превосходили их. К сожалению, только некоторые. И в целом, эти сравнения - не в пользу твоей предыдущей жизни. Такая человек скотина - всё время сравнивает...

А потом мы сделали ещё одно пищеварительное открытие - mussels. Это такие устрицы, мидии, по-русски. Приготовленные на пару очень вкусного овощного бульона и подаваемые килограммовыми порциями в чёрных металлических котелках. Ели мы их там не раз и очень к ним пристрастились. Более того, вернувшись домой, уже пару раз покупали и готовили их сами, И получалось очень здорово. Надо сказать, что в американских магазинах даже сейчас, спустя 7 лет нашей здесь жизни, существуют десятки разных продуктов, которые мы не знаем и не понимаем их гастрономического назначения. Или знаем, но понятия не имеем, как их готовить. К последним относились эти мидии. Другие устрицы были нам уже известны - одни надо есть сырыми, другие - жаренными. Но что делать с этими? Теперь знаем! Очень вкусно!
 

Одновременно с этими социологически-исторически-гастрономически-архитектурными изысканиями мы продолжали искать Сэма. Что было очень непросто. Продолжалось это два дня. На третий мы его нашли. Все истории имеют свои концы.

Дина позвонила ему. Он, естественно, обалдел, раскудахтался по телефону и велел нам стоять там, где мы находимся, а он нас подберёт и отвезёт на ланч. Надо сказать, что всю нашу поездку мы много и часто ели, интенсивно и разнообразно. Однако это никак на нас не сказалось - так много мы тратили энергии.

И вот появился Сэм, ничуть не изменившийся, и отвёз нас, точнее, вёз я, а он показывал дорогу, в очень хороший итальянский ресторан, в котором мы просидели несколько часов, разговаривая. Одновременно с нами там имел быть бывший премьер-министр Бельгии. Так сказал Сэм, показав за соседним столиком какого-то хмыря с компанией. Проверять документы я не стал.

Обычно туристы попадают а рестораны так называемой "туристской зоны". Некоторые из них очень хороши, некоторые не очень. Но, так сказать, "самый-самый" ресторан находится вне этих зон - для своих. И ты можешь туда попасть, только если кто-нибудь из местных знатоков тебя туда привезёт. И это уже нечто!... (В Союзе - всё наоборот. Всё лучшее, естественно, для интуристов, свои обойдутся.) Так получилось с этим Сэмовым рестораном. И ещё такее - в Париже, с ресторанчиком "Лё Пэти Бидон" ("Маленький животик"). Но об этом позже.

Сидим мы, значит, в этом ресторане и разговариваем.

Как вы помните, у Дины с Сэмом в течение многих лет, задолго до моего появления, были устойчивые дружеские отношения, что он знал всю Динину семью и очень хорошо ко всем относился. Будучи сам евреем, он много лет капал на Динину голову, объясняя, что евреи (особенно - советские) должны жить совсем не там, где они живут в настоящий момент. Потом появился я, что несколько осложнило дело. Однако капать он продолжал, выражая разнообразную и немедленную готовность помочь в трудном деле переселения. Потом, видя полную Диночкину невосприимчивость, махнул рукой и отстал. Тут-то, летом 78-го года, Дина и поведала ему о нашем решении уехать. Мужик, что называется, отпал, потеряв дар речи и все прочие дары. И совершенно необъяснимым образом исчез.

Прошло 7 лет...

Следуя однажды из Амстердама в Париж, проездом оказавшись в Брюсселе, мы обнаружили в нём Сэма, взяли его за грудки, тряхнули и спросили: - ?...

Он нам объяснил: - ...

Честно говоря, я даже сейчас не могу определённо сформулировать его объяснения. Какая-то вата. Суть, как я понял - он очень испугался. Чего он испугался и за кого, он объяснить не смог. По-моему, испугался возможной ответственности за нас, хотя, видит Бог, хорошо нас знающий, не в наших правилах кого-либо о чём-либо просить и кому-либо обязываться. Ладно. Дело прошлое...

И стали мы вспоминать прошлое. А помнишь?... а помнишь?

Сэм довольно подробно рассказал нам о себе. Он уже 5 лет не ездит в Л-д, года четыре назад продал свой бизнес. Сейчас два раза в неделю работает посредником для какой-то лондонской пушной компании, путешествует и наслаждается жизнью. Объяснил это тем, что однажды понял для себя, что предпочитает умереть (ему 62 года) не на пушном аукционе и не в своём офисе, а на пляже. Он достаточно обеспечен, чтобы себе это позволить. Мечтает перебраться жить в Америку, поскольку Европа-де нынче - не та, и жить в ней стало невозможно. Однако, это очень все сложно - переехать в чужую страну, с другой культурой и другим языком... Да и что его жена (моя ровесница) будет там делать?... (То же самое, что и сейчас - ничего!) В общем, всё это очень сложно... (?!!! - это он нам объясняет!)

Мы очень удивились такому повороту, так как он всегда был настроен против Америки. Он объяснил, что много ездил по свету (что - правда), и, по его наблюдениям, Америка сейчас единственное место в мире, где можно жить достойно. По сути это не вызвало наших возражений, так как совпадало с нашими собственными ощущениями.

Сэм много и подробно расспрашивал о нашем сыне, о Дининой сестре и её сыне, хотя никогда в жизни его не видел. Но не задал ни единого вопроса (повторяю: ни единого!) про нас, про Дину, хотя уже знал, что она в бизнесе. Ему это было не интересно. Предполагалось, что, если мы можем себе позволить путешествие по Европе, у нас всё достаточно благополучно, и имеют быть какие-то деньги. Ни одного вопроса сверх того.

Нас это несколько озадачило. Позже, обсуждая с Диной эту встречу, мы пришли к такому объяснению: приезжая в Л-д, он регулярно играл роль Деда Мороза в адрес людей, которым он, по тем или иным причинам, симпатизировал. Такой расклад и роль Деда Мороза ему явно импонировали. Прошло несколько лет. Обстоятельства изменились. Изменился и расклад. Мы - не то, чтобы стали на равных, нам до этого ещё довольно далеко, но - уже в иной взаимной диспозиции. И этот новый расклад ему не интересен и не нужен, так как не даёт ему чувствовать себя большим молодцом, в чём, видимо, он ощущает большую потребность. Этот сюжет себя исчерпал. Как говорят французы на свойственном им французском языке, такова се ля ви.

В общем, мы очень мило провели несколько часов с Сэмом и мило и тепло распрощались, думаю - навсегда, и, по совету того же Сэма, отправились на своей машине в городок Брюгге, центр фламандской части Бельгии, в ста километрах от Брюсселя. И не пожалели об этом. Но все 100 километров обменивались впечатлениями и обсуждали имевшую место историческую встречу.
 

Обычно, приезжая в какой-то новый город, ты находишь в нём конгломерат всякого разного, в котором с той или иной частотой вкраплены как бриллианты (у меня прямо страсть к свежим и оригинальным сравнениям!), История и Красота - дворцы, музеи, соборы и прочее. Ты готов к этому заранее и не ждёшь ничего иного. И вдруг ты попадаешь в город, который весь - один сплошной музей, весь - один сплошной бриллиант. Город, в котором нет ничего от сегодня, который весь - где-то там, в прошлом. А ты - в обалдении.

Брюгге. Центр Фламандии. В городе почти нет промышленности. Живёт он ремёслами (и главное - знаменитые фламандские кружева ручной работы) и хорошо налаженным туризмом. Свой город жители Брюгге довели просто до музейно-идиллического состояния и живут в нём, очень приветливо и добродушно привечая орды приезжающих. При этом, у нас не было ощущения, что это - обслуга, живущая при музее за счёт туристов. Но - очень гостеприимные хозяева. А ты - именно гость в их очень красивом и ухоженном доме. И видя, и чувствуя это, ты проникаешься к хозяевам уважением и благодарностью. Иными словами, отношения между местными и приезжими не зависимо-подчинённые (в любую сторону), а уважительно-равные. Это необычно и очень приятно.

Сам город, как я сказал - просто музей. Описывать не берусь. Но хотел бы отметить следующее. Кроме отношений с местными жителями, у тебя сразу же складываются какие-то очень интимные отношения с самим городом. В соборах, дворцах, домах и домиках, несмотря на их очень преклонный возраст, нет угрюмости, отчуждения, враждебности, которые часто ощущаешь при встречах со стариной. Напротив, весь город, на что бы ты ни посмотрел, излучает покой, теплоту, доброжелательность и уют. В городе очень тихо. Транспорта почти нет. Никакой динамики, сплошная статика. И на тебя снисходит некое Умиротворение. И ты поддаёшься этому настроению. И хочется, скажем, тут же сесть на одну из вон тех скамеек под очень старыми и очень тенистыми деревьями и начать сочинять что-нибудь эпическое. Балладу, например.

Реальная твоя жизнь отступает куда-то на задний план. Проблемы твои начинают казаться тебе мелкими, глупыми и абсолютно несущественными. И хочется завтра рано утром проснуться, скажем, вон в том домике, попить парного молока и сесть и начать писать что-нибудь неспешно-повествовательное. Роман-эпопею. Лучше - мемуары. Или картину.

Между прочим, Ван-Эйк, Руббенс и еще целая орава фламандских мастеров произошли именно отсюда. И жили они вот прямо здесь, в этих домишках, на этих улочках - всё осталось с тех пор без изменений.

В общем, ещё одно место, где я хотел бы жить и умереть. У меня уже несколько таких мест. Прямо и не знаю, как быть.
 

Допоздна проболтавшись в Брюгге, совершенно размягчённые и умиротворённые, мы вернулись в Брюссель. На утро нам предстоял автопробег Брюссель-Париж. И продолжение, стало быть, следует.
 

4. Париж

Сентября 10-го дня, поутру, покинув Брюссель, мы покатили в Париж, пребывая в лучезарном настроении и при такой же погоде.

По совету всё того же Сэма, мы отменили запланированные заезды в Ватерлоо и Реймс, оставляя больше времени для Парижа. И поступили, как всегда, правильно.

Сам пробег Брюссель-Париж прошёл идеально, без каких-либо осложнений. И к Парижу, учтя печальный брюссельский опыт, мы подготовились заранее - припасли подробную карту города и даже нашли на ней свою гостиницу.

Однако все наши домашние заготовки рухнули сразу же, как только мы подъехали к Парижу по автобану в плотном потоке машин на приличной скорости. Поток себе прёт, и ты - в нём. И выбраться из такого потока довольно сложно. Тем более, что мы весьма смутно представляли себе, где и когда мы должны это сделать, а главное - понятия не имели, где в данный момент находимся. И покатили мы в этом потоке, чёрт знает куда, не успевая сориентироваться и определить своё местоположение. Диночка полностью потерялась в карте, размером полтора метра на полтора, а я - в Париже. И мы с ней чуть было тут же в машине не развелись...

Неожиданно выручило солнце. Нам надо было на юг, т.е., по времени дня - прямо на солнце. Как в лесу.

У конце концов я выдрался из этого потока и сошёл с автобана. Что было очень умно - как выяснилось, мы, не заметив, перешли на кольцевую дорогу и могли кататься по ней вокруг Парижа до бесконечности.

Не буду описывать, как мы добрались до своей гостиницы. Добрались. Но я до сих пор не понимаю:

1. как я тогда никого не задавил,

2. как мы с Диночкой тогда не развелись, и

3. как я всё-таки попал в эту самую гостиницу.

Для меня это загадка до сих пор.
 

Побывав в Париже, я стал лучше понимать, что имели в виду разные люди XVIII-XIX веков, отмечавших достоинства прямых и широких улиц Санкт-Петербурга, который, как известно, очень похож на Париж. Что - правда.

Большинство улиц в Париже, если и прямые, то короткие и неимоверно узкие. Как, скажем, Свечной переулок в Л-де. И пересекаются они друг с другом под самыми неожиданными углами. При этом, все эти свечные переулки - с односторонним движением и забиты машинами в три ряда. Точнее, по обе стороны улицы запаркованы, почти без просвета, два ряда машин, иногда вплотную к стенам, не оставляя места для прохода. А между этими двумя рядами - вереница машин, ползущих по проезду такой ширины, что ты всё время озабочен, как бы не оставить свои зеркала на стоящих машинах и не увезти с собой чужие. Орды же пешеходов непринуждённо снуют между машинами, стоящими и едущими, не удостаивая их ни малейшим вниманием, появляясь неизвестно откуда, останавливаясь прямо перед радиатором, чтобы потрепаться со встреченным знакомым, доводя этим водителей до исступления. Французские водители привычно начинают жутко сигналить и, высунувшись в окно, поливать пешеходов (точнее, пешестопов) чем-то звучно-французским. Ты же стервенеешь молча. Или вслух, но - по-русски... Что может быть интересно с точки зрения занимательной лингвистики, но, отнюдь, не эффективности.

В общем, пешком по Парижу проще. И нервы треплешь уже не себе, а другим водителям. А приехав на машине куда-то, надо потратить ещё полчаса, чтобы найти в миле вокруг узкий просвет в череде запаркованных машин и втиснуть в него свою... И успеть это сделать перед носом еще троих желающих... А потом долго искать, где же, чёрт побери, ты поставил свою машину…

Поэтому, первое, что мы сделали, добравшись до места, - оставили идею передвижения на собственной машине на потом, а свой новенький Оппель на многоэтажной подземной парковке на все дни нашего пребывания в Париже. Но мы к нему (к новенькому Оппелю) еще вернёмся.
 

Гостиница наша находилась в центре Латинского Квартала, на пересечении бульваров Сен Жермен и Сен Мишель, прямо рядом с Сорбонной, в непосредственной близости от Сены и Нотр Дама, между Люксембургским Дворцом и Пантеоном. В общем, там, где надо. Гостиница хорошая. Но именно в ней мы впервые встретили то, что общеизвестно и является одним из проявлений так называемого "французского шовинизма". А по-моему, обыкновенным хамством.

Хотя многие парижане могут говорить по-английски, но они этого не делают. Из принципа. Во Франции ты должен говорить по-французски. Что, по-моему, не лишено смысла и справедливо для регулярного парижанина. Но когда так же ведут себя люди, занятые в сфере обслуживания интуристов, это вызывает недоумение. И не видит тебя сфера обслуживания в упор, рассеянно глядя сквозь тебя или мимо, продолжая оживлённый разговор по телефону или с кем-то рядом или просматривая газету. Ты же ждёшь, когда тебя соблаговолят заметить, и тихо тоскуешь по Америке, где ты не успеваешь войти в магазин, в ресторан или куда ещё, как к тебе подходят: - Не могу ли я вам помочь, быть полезным?... Когда же тебя, наконец, замечают, то смотрят на тебя как на некую докучливую помеху, с досадой и брезгливостью, как на муху в стакане с водой...

Кроме того, есть там некая очень модная забава. Убедившись, что интурист по-французски не говорит и не понимает, клерк в гостинице или официант в ресторане начинают громко поносить бедолагу по-французски, любезно ему при этом улыбаясь. Бедолага радостно улыбается в ответ, счастливый, что его, наконец, заметили. Публика вокруг валяется от удовольствия и поощряет официанта чаевыми к новым подвигам. Это стало любимым местным развлечением. Особенно достаётся американцам, не знающим, как правило, никаких языков, в наивной простоте убеждённым, что весь мир просто обязан говорить по-английски. Европейцы обычно говорят на двух-трёх языках. Все об этом знают. Но единственный способ не быть вовлечённым в эти аттракционы - говорить по-французски. В общем, это несколько портит настроение... К этой теме я ещё вернусь. В связи с нашим Оппелем, кстати.

Побросав свои кошёлки в номере, мы рванули в Париж. Пешком. И только так там и надо. А если куда подальше, то - на метро или, натурально, на такси.
 

Должен признать, что первое же наше соприкосновение с собственно Парижем повергло меня в состояние крайнего шока. Всё оказалось таким знакомым и зрительно (сплошная Петро-градская сторона), и по названиям. И впал я в прострацию. И попёрло из меня когда-то читанное, виденное на картинках, но давно забытое. Стали всплывать всякие сведения, имена, названия, о которых я даже не подозревал, что знаю. А из всех щелей и подворотен полезли герои Дюма, Гюго, Бальзака, Золя... Состояние, близкое к сумасшествию, с литературно-историческими галлюцинациями.

Мы вышли на Сену. Вид набережной с Нотр Дамом в закатном освещении на том берегу добил меня окончательно. Когда мы вступили в Собор, полутёмный, но полный людей, и откуда-то сверху, будто специально было подстроено для нас, вдруг полились первые аккорды Токкаты Баха, у меня просто сделалась истерика. И сидел я в уголочке, в Соборе Парижской Богоматери, размазывая сопли и слёзы по физиономии, и ничего не мог с собой поделать, изрядно напугав этим Диночку и нескольких случившихся поблизости прихожан и туристов. Такая, вот, жуткая история...

Когда меня снова стало можно показывать людям, мы вернулись в Париж.
 

Ты не ходишь по Парижу, как по другим городам, глазея по сторонам, но оставаясь при этом, как бы, себе на уме. Ты окунаешься в него, растворяешься в нём. Ты отдаёшься ему (не зря же говорят - "gay" Париж!...) без остатка. Город настолько завораживает, что ты, загипнотизированный, подчиняешься его воле, шарму, обаянию, харизме, перестаёшь ощущать себя как индивидуя и становишься частью его, Парижа. И делаешь это охотно. Что очень удивило меня про самого себя, так как обычно во мне автоматически возникает сильное противодействие любому внешнему влиянию, любой внешней воле.

Описывать Париж невозможно. По крайней мере, я не берусь. Наверное, потому, что воспринимаешь его иначе, чем другие места. Не глазами и ушами, а всей кожей, всем своим существом.

Как вы уже догадались, Париж нам очень понравился. Впрочем, это неправильное, неуместное слово. Париж не может нравиться или не нравиться... Ты очарован Парижем! Ты потерял голову и покой! Ты в него влюблён!...

Но жить и, тем более, умирать в Париже не хочется. В основном, по причине присутствия там парижан. Почти все контакты с ними на личном или социальном уровне оставляют неприятный осадок - настолько эти люди неприветливы и недоброжелательны в твой адрес и не только не скрывают своё отношение к тебе, наоборот, демонстрируют его, сразу ставя тебя, так сказать, на место.

Но как часть интерьера Парижа, его улиц и площадей, набережных и парков, соборов и кафе парижане просто восхитительны. Ничего подобного я никогда нигде не встречал настолько естественно и органично парижане - неотъемлемая часть своего Великого города. Чем разительно отличаются от всех остальных-разных-прочих вокруг. И дело не во внешности или обличии, а в манере поведения, особой непринуждённости и естественности, присущей только парижанам.

Париж - это состояние души, мироощущение. И для парижан Париж - не способ попасть из точки А в точку Б, но место, где естественно происходит часть их жизни. Но не празднично-субботней жизни с развесёлой толпой, как в Брюсселе, а жизни простой, обычной, регулярной.

Именно здесь, в Париже, парочки обнимаются и целуются на улице у всех на глазах... Старики судачат, сидя на венских стульях посреди тротуара... Молодёжь, стайками, кружками и поодиночке, сидит на панели или мостовой, и потоки пешеходов и ма-шин покорно обтекают эти островки... Художники с мольбертами на набережных, в парках и на Монмартре... Клошары, спящие в парках на траве и на скамейках или клянчащие милостыню... Бесчисленные кафешки, выплеснувшие свои столики на улицу, даже на проезжую часть... Всё это не вызывает ни любопытства, ни удивления, ни протеста, не режет глаз, не кажется странным или неуместным. Настолько это естественно и гармонично и является совершенно неотъемлемой частью Парижа. И не будь всего этого - не будет Парижа... Потрясающий город!...
 

Мы долго бродили по улицам и, совершенно измочаленные, забрели в какой-то ресторан поесть и передохнуть. Ресторан поразил нас, но не изыском или яствами, а тем, что был забит столиками и людьми до такой степени, что все сидящие воспринимались как одна сплошная плотная масса. С трудом нам отыскали освободившийся столик и провели нас к нему, как по горной тропе, со всеми предосторожностями, по узеньким щелям между сидящими. Официанты со своими подносами просачивались, как привидения, сквозь посетителей, умудряясь при этом никого не потревожить и не облить луковым супом. Впрочем, что нас особенно впечатлило, посетители, в основном, французы, не обращали ни малейшего внимания ни на официантов, ни на соседние столики, громко и оживлённо разговаривая со своими спутниками, смеясь, хохоча. Гвалт стоял невообразимый. Каждый был занят только собой и своими спутниками. Мы же, совершенно ошалевшие от таких перегрузок, вдруг обнаружили, что галдим сами!... И мы тоже перестали обращать внимание на окружающих и занялись с собой...

Хорошо за полночь мы обнаружили себя сидящими в каком-то кафе на набережной Сены с рюмочками перно и шартреза. В умиротворении и покое. И настроение, и ассоциации были уже хемингуёво-ремарковые...
 

Как всегда, в первое же утро нашего пребывания на новом месте, мы отправились на трёхчасовую автобусную экскурсию по городу. Если внимательно смотреть по сторонам, слушать все объяснения гида и следить по карте за всеми передвижения-ми, то даже одного такого тура достаточно, чтобы получить общее представление и начать прилично ориентироваться. Тем более, как выяснилось, я довольно много знал о Париже.

Самые общие впечатления. Архитектурно Париж напоминает Л-д, они действительно очень похожи. Несколько принципиальных различий, сразу же бросающихся в глаза:

1. Л-д плоск как столешница. В Париже имеет быть некоторый рельеф. Не так, чтобы очень, ну, скажем, как в Москве. В северной части города - холмы Монмартра с белоснежной базиликой Сакре-Кёр на вершине. И видна эта базилика, если не заслонена домами, со всех концов города. Как и Эйфелева башня в противоположной стороне. А с Монмартра открывается прекрасная панорама Парижа. Если Поклонную гору в Л-де подтянуть ближе к центру, залезть на неё и посмотреть, получится не хуже.

2. Сена гораздо yже Невы, немного шире Фонтанки. Набережные не гранитные, а бетонные. И запружена вся Сена буксирами, баржами, лодками и катерами (возможно, по причине происходившей в это время забастовки речников). Вода в Сене не стальная, как в Неве, а желтоватая, тоже мутная. Серые бетонные набережные во многих местах покрыты плющом и другими ползучими зарослями, что очень оживляет и украшает пейзаж.

3. Все здания в Париже или светло-серые, или светло-серо-коричневые - очень какая-то унылая гамма. Л-д раскрашен поинтересней.

4. Народа на улицах Парижа больше, машин - многократно. Поэтому на улицах - постоянное ощущение сутолоки и тесноты.

5. На улицах Парижа всё время видишь прогуливаемых собак. По этой причине, по тротуару идешь, как по минному полю. Как сообщил американский журнал "National Geogra-phic", среднестатистический парижанин наступает на собачье дерьмо каждые 286 шагов. Так что Л-ду ещё очень далеко до мировых стандартов.
 

Мы много бродили по Парижу, много где успели побывать, много что увидели. Описывать всё - не по объёму письма. Да и не нужно. Самые яркие впечатления:

Совершенно ошеломляют Елисейские Поля - напоминают Невский или Кировский проспект (Московский для сравнения слишком современен), но раза в два пошире, может, и в три. С несколькими рядами каштанов-платанов вдоль зданий. С шикарными и безумно дорогими магазинами, отелями, ресторанами. На одном конце Елисейских Полей, в дымке, видна Триумфальная Арка, на другом - Площадь Кон-корд - нечто среднее между Дворцовой Площадью и Марсовым Полем - место, где в своё время стояла гильотина, и парижане развлекались головотяпством). А дальше, по прямой за Конкорд - Сады Тюильри и, тоже в дымке, Лувр.

Из музеев, естественно, больше всего нам понравился Музей современного искусства в Центре Помпиду. Построенный недавно и сразу ставший предметом гордости парижан, снаружи этот Центр выглядит весьма необычно. Он одновременно похож на огромный, затейливой формы, стеклянный аквариум, стеклянный же паровоз и какой-то циклопически громадный самогонный аппарат. Такой, видимо, стоял на Парнасе. Огромное, немного несуразное здание из стекла и стали, оплетенное снаружи стеклянными трубками, в которых установлены эскалаторы, травалаторы или просто устроены переходы. Когда стоишь в такой трубке, и у твоих ног - весь Париж, а вокруг - небо, немного начинает мутить. Внутри Центра - и Публичная библиотека, и музеи, и выставки, и театры, и кинотеатры, и рестораны, и магазинчики, и многое-многое другое. А на площади перед Центром - уличные акробаты, жонглёры, фокусники, музыканты...

Зато Лувр и Версаль произвели на нас тягостное впечатление несоответствием бесценности хранящихся там сокровищ и общей запущенностью и неухоженностью. Грязные, давно немытые окна. Пыль, по-моему, не вытирали с тех пор, как оттяпали башку последнему Лую. И слежалась уже эта пыль на плечах аполлонов и аполлонш в тонкий войлок. И как-то это и обидно, и неприятно. И хочется подойти и обтереть бедняг, ну, хоть ладошкой или рукавом... В одном из залов Версальского дворца я провёл пальцем по округлости какой-то венеры-афродиты и молча показал грязный палец гидессе. Та, так же молча, пожала плечами и равнодушно отвернулась. Хотя только что вдохновенно щебетала про эту венеру-афродиту...
 

Одной из целей нашего пребывания в Париже было повидать разных русских людей из нашего прошлого, пообщаться, посмотреть, как и чем живут они теперь. Но об этом - в другой раз. Сейчас же - о другом.

Одного из таких людей, Володю Марамзина, мы попросили показать нам настоящую французскую кухню, заранее оговорив, что платим мы, и чтобы он не стеснялся и не сдерживался. Поскольку - одновa живем.

Володя, предварительно по телефону зарезервировав столик, привел нас в небольшой ресторан "Лё Пэти Бидон" ("Маленький животик", "Брюшко").

Проводник нам был для этого совершенно необходим - мы знать ничего не знали про этот ресторан. А и знали бы - никогда бы не нашли. А напоровшись случайно, не обратили бы внимания - снаружи он выглядел невзрачно, как какая-нибудь пирожковая. И мы бы наверняка прошли мимо. И поступили бы, как всегда, неправильно.

Нужен нам был и переводчик - мы уже хорошо знали о повадках парижан и об их парижанских развлечениях.

Нужен нам был и гид, знающий, что и почему выбрать, как заказать, как и в каком порядке потреблять.

Володя, ставший за 10 лет в Париже этаким барином-гурманом, любящим и умеющим вкусно покушать, знатоком и ценителем вин и соусов, проделал все это блестяще, устроив целое шоу, с объяснениями и комментариями, сам получая от него огромное удовольствие. Для нас, людей не очень диких и довольно искушённых в гастрономической области, посещение этого ресторана было и осталось одним из самых сильных впечатлений в Париже. Не считая самого Парижа, разумеется.

Когда мы вошли, мэтр очень скептически осмотрел нас, особенно меня, и результатами осмотра остался недоволен. Я был в рубашке с пуловером, в джинсах и, конечно же, без галстука! Думаю, нас впустили только потому, что мы были с Володей, завсегдатаем этого заведения.

Володя представил нас по-английски: - Мои друзья из Америки... (мэтр поднял брови и удовлетворённо кивнул - тогда, мол, все понятно...), и я хотел бы показать им лучшее, что у нас есть сегодня.

Нас усадили, и Володя пустился с мэтром в долгое и неспешное обсуждение по-французски, что же у нас сегодня таки есть, и что именно и почему - лучшее. Мы же тем временем осматривались. Ресторан был небольшой, но высшего класса. Всё очень изыскано, но достойно, без перебора, без купечества. Гарсоны, и сам мэтр, худощавые молодцы с лицами кино-героев, в чёрных фраках и белых перчатках, молчаливые и немного чопорные, грациозно огибали столики. Посетителей было немного (но, как объяснил Володя, это ничего не значит, резервировать столик нужно в любом случае, иначе не пустят), и около каждого столика - по 2-3 гарсона. По-нашему, стало быть, "халдея"... Но было всё не по-нашему, не по-халдейски. Надо отдать должное, работала эта команда безупречно - достойно, неназойливо, незаметно, хотя все время присутствовала тут, за спиной.

Володя, наконец, закончил беседу с мэтром и словами "В Париже обед начинают с аперитива!" открыл заседание.

Когда мы начали есть, мэтр чуть не упал в обморок - мы ели вилкой и ножом!.. И нам было прощено и отсутствие галстука и то, что мы - американцы. Дело в том, что в любом ресторане мира всегда безошибочно узнаёшь американцев - ножом и вилкой они пользоваться не умеют, сначала режут всё ножом на кусочки, затем нож откладывают и едят всё, даже торт, вилкой. А если ты, всё-таки встретил американца с вилкой и ножом, то это - именно исключение, и означает, что этот человек долгое время жил вне Америки. Более того, нас в Хьюстоне даже пару раз утешали - ничего, вы скоро тоже научитесь пользоваться только вилкой.. И научились...

Не буду, да я и не смог бы, подробно описывать наш обед и Володины к нему комментарии. Просто перечислю блюда.

Начали мы, естественно, с аперитива. К нему нам подали какие-то фигнюшки - маленькие, как обручальные кольца, колечки из теста, начинённые муссом из устриц. Мэтр был просто потрясён и лично обижен, когда мы, как бы из деликатности, оставили пару этих фигнюшек на тарелке, хотя были они потрясающе вкусны и, что называется, таяли во рту. Володя кинулся нам объяснять, что этого никто никогда не оставляет. Мы немедленно исправили оплошность и повторили по аперитиву.

Далее последовала закуска - лучшим сегодня оказалась гусиная печёнка, но не паштет, а целиком. Совершенно не-возможных размеров. У Дины - холодная, у меня - горячая (мы всегда заказываем разное, чтобы попробовать и то, и другое, за что Володя нас немедленно эапрезирал - эти же вкусы нельзя смешивать, дикари!). Володя объяснил нам, как гусеводы добиваются таких лошадиных размеров печени - "утомляют - ее специальной кормежкой, в основном, грецкими орехами. Холодная была просто очень нежна и вкусна, горячая же была фантастической, нечеловеческой вкусноты, в большой степени, как я понимаю, из-за соусов. Ведь французская кухня - это соуса. Как они готовят эту печёнку, как, впрочем, и все остальное - тщательно оберегаемая тайна. Мы даже не смогли определить - варят?... тушат?... жарят?... парят?...

Супами мы пренебрегли.

Главными блюдами были: у Дины - грудки голубиц в вине, у меня - омар в чём-то, уже совсем невообразимом. И то, и другое - запредельной, невозможной вкусноты. Есть так каждый день нельзя - это разврат, извращение. Но однажды попробовать надо, как и любое извращение. Этот семинар практического чревоугодия сопровождался перебором отличных вин. Заказывая очередную бутылку, Володя приговаривал: - А дырку надо пробивать вином!

На десерт нам подали блюдо малины вперемешку с лесной земляникой. Ягода была свежайшая и необычайно ароматная.

Потом был кофе в микроскопических чашечках, коньяк, а мне, курильщику, мэтр приволок отличную сигару "Давыдофф", за счёт заведения, "комплимент" называется.

Провели мы в ресторане часа три. Много разговаривали. Конечно, не только о кулинарии. Но об остальном - потом, а сейчас ограничимся гастрономией.

В общем, было это вакханалией, праздником души и живота (что, по слухам, одно и то же). Именно там я понял то, чего никогда не мог понять раньше, почему объядение - один из смертных грехов.

За все удовольствия, как известно, полагается платить. Что и было сделано в размере (в пересчёте с франков) 130 долларов. Что не мало даже для шикарного обеда на троих.
 

Существовал ещё один аспект нашего путешествия - покупки. Как же - побывать в Париже и не привезти оттуда ни одной тряпки?!... Возможно ли такое?!... Да были ли вы в Париже?!...

В Лондоне мы слегка приодели меня - купили клубный блайзер, рубашки и всякую ерунду.

В Дельфте и Брюсселе купили несколько картинок. И они сейчас у нас висят, напоминая. А мы любим на них смотреть.

В Париже... На хождение по магазинам у нас было отведено полдня. И прошли эти полдня безо всякого результата - Диночка ничего купить не смогла. Такой потерянной я не видел свою жену никогда. Пришлось выделить ещё пару часов в нашем, и так перегруженном расписании и отправиться в Галерею Лаффает снова. Это, как бы, их ГУМ, ЦУМ и ДЛТ.

В течение часа я сочувственно наблюдал свою жену в её полной несостоятельности, пока, наконец, не решил - Всё! Хватит! - и не взял всё в свои руки. Я подвёл несчастную Диночку к одной из сотен стоек и показал - вот это мы хотим купить. Понятно?...

Тут меня трахнули по голове чем-то тяжё!... _ ...и выволокли меня из-за машин!... _ _ ...А я!... _ _ _ ...!... _ __ _________
 

___ __ _ ...Тут меня собрали с пола и сунули обратно за машинку. А я уже и не помню, о чём это я, бишь...

В общем, наше пребывание в Париже подошло к концу. В день отъезда, рано утром мы сложили свои манатки, и я отправился за нашим Оппелем. Придя на парковку и отыскав машину, я не смог её открыть. Присмотревшись, обнаружил, что все три замка (две двери и багажник) сломаны. Один замок был выломан из двери и болтался на какой-то сопле. Машину, однако, взломщики открыть не смогли. Правда, у нас там ничего и не было - мы никогда ничего не оставляем в машине. Но если бы этой шпане удалось влезть в машину, они выломали бы радио, часы, увели бы запаску и домкрат. А так, можно сказать, отделались малой кровью.

Пришлось вернуться в гостиницу за проволочной вешалкой-распялкой и, на всякий случай, прихватить с собой Дину в качестве толмача. Провозившись минут 20, я открыл-таки машину (жалкие пижоны-любители!), и мы подъехали к будке служащего парковки. Как только я открыл рот, чтобы объяснить, что произошло, молодец-алжирец, сидящий в будке, решив, видимо, что сейчас будут бить, заверещал что-то французское и всеми руками и ногами стал указывать на огромное объявление на стенке, на многих языках гласящее, что администрация ни за что никакой ответственности не несёт - хорошо устроились, ребята!...

Я, натурально, обложил молодца и его администрацию по-русски. Однако молодец, видимо, понял меня превратно, потому что сразу заулыбался, стал нас утешать и дал адрес полиции, куда нам следовало обратиться, чтобы составить протокол. Полиция была за углом, и мы заехали.

Первое, что нам сказали два дежурных ажана: - Пожалуйста, по-французски.

И Дина приступила к объяснениям, тщательно связывая цепочки и гирлянды французских слов, предварительно каждое из них отряхивая от пыли и пробуя на язык. Отчего немедленно взмокла. Я же, держа в обеих пригоршнях обломки замков, усердно старался проиллюстрировать повествование. Теперь я точно знаю, что пантомима возникла не как жанр изобразительного искусства, а как отчаянная попытка перелезть через языковый забор.

Ажаны внимательно и серьёзно слушали и сочувственно кивали. За полчаса мы справились. Протокол был составлен и подписан. И тогда один из ажанов нас утешил: - Не беспокойтесь, всё будет в полном порядке.

Ни гуманистические идеи о святости человеческой жизни, даже французской, ни библейская заповедь "Не убий", ни уважение к Закону и его блюстителям, ни отвращение к насилию не остановили бы нас. Единственная причина, по которой мы тут же не удавили этого ажана - мы оба обессилили от составления протокола. Ажан стал говорить на приличном английском. Это про форму.

Что же касается содержания, т.е. "порядка", даже "полного порядка", - это как посмотреть. Позже мы заплатили дополнительные 180 долларов за повреждения, хотя у нас была страховка и полицейский протокол. Я как-то иначе представлял себе порядок, тем более, полный.

На такой вот запоминающейся ноте и закончилось наше пребывание в Париже.
 

Обратный пробег Париж-Брюссель-Амстердам прошёл отлично. Вообще, должен сказать, в машине чувствуешь себя гораздо увереннее.

И покатили мы опять по Европе, меняя деньги и пересекая границы. Пересечение границ Франция-Бельгия и Бельгия-Голландия расстроило меня окончательно. По причине воскресенья все пропускные пункты были просто РАСКРЫТЫ НАРАСПАШКУ, а в будках и вокруг ВООБЩЕ НИКОГО НЕ БЫЛО!... И машины, не снижая скорости, катили себе безо всякого респекта к пересекаемым гос. границам...

- Ох, и доиграются эти европейцы, - грустно сказал я и совсем уже было приступил к мрачным прогнозам... но Диночка не позволила, она это не любит. А напрасно!... Европейцам, особенно французам, особенно парижанам, было бы полезно узнать свое жуткое будущее...

А вечером мы уже снова смотрели на тихие и покойные амстердамские каналы и закусывали голландской селёдкой...
 

Утром, за несколько часов до отлёта домой, в Хьюстон, мы ещё успели побывать в доме-музее Анны Франк... Девочка такая была, если кто не знает...
 

На этом наше путешествие по Европе закончилось. Но хочу добавить ещё одно впечатление, принадлежащее этому путешествию.

Через несколько часов после вылета из Амстердама, когда мы уже расслабились и потягивали свой бесплатный, за-счёт-голландской-авиакомпании "дринк", первый пилот вдруг включил свой микрофон и поведал, что летим мы на такой-то высоте, температура за бортом самолёта такая-то, и, если публика интересуется, то справа по борту можно наблюдать Гренландию, поскольку в данный момент мы непосредственно над ней пролетаем.

Публика, сидящая по правому борту, в лице меня, чуть из окна не вывалилась. Не врал стервец, первый пилот. Под нами, действительно, была Гренландия. И летели мы над южным закруглением этого самого большого в мире острова. День был прекрасный, солнечный, без облаков. И по причине высоты, айсберги, отломившиеся от стекающих с бурых гренландских гор ледников, казались маленькими бело-голубыми кусочками сахара на густой и глубокой зелени Атлантического океана...

Как это получается в географии и согласуется с устоявшимися представлениями о пространстве, я не знаю. Но, оказывается, кратчайший путь из Амстердама в Хьюстон пролегает через Гренландию...
 

Итак, путешествие по Европе, увы, закончилось...

Но продолжение, тем не менее, следует!
 

J&G