1.

Уже к середине баллады небольшая аудитория поняла, что с Лином в очередной раз случилось то, что сам он называет "наехало". С ним такое бывает во время импровизаций, которыми наш Лин известен на весь 1-й ГУМ(*1-1) и не только. К стихосложению в такие моменты придраться фактически невозможно, вообще получается очень красиво, но, к сожалению, от темы Лина уносит в голубые дали. Вот и сейчас: начал он вроде бы про странствующего рыцаря, все приготовились к описанию героических похождений, но тут появилась какая-то колдунья. Что она там делала - непонятно, может, просто для ритма понадобилась. Ну ладно, пусть будет колдунья, чем она других хуже? Потом выяснилось, что обитает она, как полагается, в лесу, где все невероятно красиво и чудесно, но - "лишь вступишь ты, смертный, в волшебный тот лес - для этого мира навек ты исчез"... И тут Лина понесло непонятно куда. В этом своем лесу он застрял накрепко, и вытащить его оттуда не было никакой возможности. И это при том, что к смертным Лин себя как раз не причисляет, он у нас из лайквэнди. Эланор сделала слабую попытку вернуть нашего менестреля обратно к сюжету, тихонько просуфлировав: "Эй, а рыцаря ты куда дел?". Лин не отреагировал и завел пассаж про очередные волшебные явления. Нет, я ничего не имею против его песен вообще и волшебства в них в частности, но только пока Лин хоть смутно помнит, о чем вообще произведение. Правда, если Лина не трогать, он иногда и сам в конце концов вспомнит сюжет, но это происходит не всегда. Сейчас он понял, что залез куда-то не туда, и баллада скисла. Так мы и не узнали, что было дальше с рыцарем и при чем тут колдунья и тем более этот его любимый лес. Не убирая руку со струн на случай новых идей, Лин оглядел немногочисленных слушателей. Судя по всему, результат его мало обрадовал.

Продолжали слушать, пожалуй, только мы с Эланор и остальные наши девушки-толкинистки, на парте даже маячил чей-то одинокий диктофон. Остальные (в количестве трех) уже даже и вида не делали. Карантир и Князь, забыв про давнюю смертельную вражду, играли в "точки", шепотом переговариваясь: "Атари"!" - "Сам ты "атари", за своей позицией следи!" - "А сейчас?" - "Караул, бьют! И правда "атари", ну ничего себе!" - "Боишься поражения - проиграешь, Карантир!" - "Тьфу на тебя!". Что-то принц Карантир явно проигрывает. Ну что ж, войну с Князем он тоже проиграл, правда, лично Князь в этом участвовал довольно мало. Что же касается Хайлэндера, то вокруг него с равным успехом могло происходить все что угодно, от концерта Лина до стрельбы по консервным банкам. Бесстрашный Коннор, несравненный воитель-одиночка, утомленный общением с Блиновым(*1-2) (что понятно, такое не доконает разве что бессмертного! Все-таки я продолжаю отстаивать свою гипотезу о следовательском прошлом Александра Викторовича и о том, что работу ему пришлось менять из-за чрезмерного садизма) и трехминутным сражением с не желавшей закрываться дверью аудитории, мирно спал за партой, и на лице его отражалось такое спокойствие и удовлетворение, какого обычно мы никогда не видели. Лин вздохнул, взял аккорд и быстро провел рукой по струнам. Раздался противный взвизг. Мы с Эланор зажали уши, остальные не отреагировали.

- Ладно, - повысив голос, сказал Лин. Карантир и Князь оторвались от игры, Коннор не проснулся. - Я чувствую, мои импровизации уже всех утомили, потом, вы явно не за тем задержались. У меня есть тут одна вещь, которую я написал заранее. Она повествует о том, как жизнь в крепости принца Карантира - да-да, твоей - однажды была надолго омрачена появлением загадочного Пришельца с Востока...

Из угла раздался смешок, и кто-то негромко проговорил:

- Интересно будет послушать, Лин. Мне кажется, что какие-то твои прикидки я слышал, но не знаю, то ли это было...

Ничего особенного, но эффект был потрясающий. Девушек разобрал нервный смех. Князь довольно улыбнулся. Карантир выдал длинное эльфийское проклятие. Хайлэндер проснулся, нашаривая отсутствующий меч - это у него уже рефлекс на любое неожиданное происшествие. Даже Лин, славящийся своей невозмутимостью, и то чуть гитару не уронил. И было отчего - говоривший и был тот самый Пришелец с Востока, он же Роменион.

Как он просочился?! Главное, заметили мы его только сейчас. Дверь была закрыта, причем она скрипит, и войти незамеченным довольно проблематично. Ну ладно, Коннор спал, но остальные-то нет! Тем не менее Роменион был здесь. Темно-серый свитер, полувосточная физиономия. Явно доволен произведенным эффектом. Спрашивается, чего ради мы с такой конспирацией договаривались о встрече? Чего ради Хайлэндер доблестно сражался с дверью, пытаясь ее закрыть? Ему предлагали просто самому встать и подпереть ее - тогда бы точно никто не вошел. Коннор гордо отказался и довел дело до победного конца. Все это было исключительно ради того, чтобы послушать очередное произведение Лина без Ромениона, так как оно обещало быть не слишком лестным в его адрес. Ну все-таки, как он нас нашел?..

- Уметь надо, - усмехнулся Роменион. Да уж, куда уж нам...

2.

Теперь я возвращаюсь назад, чтобы кое-что рассказать о нашей веселой компании. Собственно, основные физиономии здесь уже обозначились.

Вышли мы все из народа... с филфака, то есть. Только отделения разные. Роменион, Карантир, Князь и Хайлэндер - романо-германцы, как и часть девушек, в том числе и я. Лин - классик, что заметно - периодически начинает изъясняться гекзаметром, чуть ли не конспекты им пишет. Остальная часть девушек - русистки и славянки. Лин, как уже было сказано, - менестрель из лайквэнди. На самом деле его зовут как-то сложнее, но никто не стал пытаться запомнить, а просто сократили его до Лина, каковым он и пребывает. Имя дает повод коллегам-классикам проводить иронические аналогии с одним древнегреческим певцом, довольно плохо кончившим, но Лин их не слушает. Он мастер по части импровизаций. Впрочем, если он что-нибудь сочиняет заранее, то получается даже лучше, поскольку тогда он хоть тему помнит. Против чужих песен в его исполнении тоже никто не возражает, кое-кто даже с диктофоном за ним ходит, хотя Лин скромничает и убеждает не переводить пленку. На самом деле, конечно, доволен своей популярностью, как я не знаю кто. На той игре, о которой пойдет речь (организованной объединенными силами 1-го ГУМ'а), он считался придворным менестрелем Карантира, но отношения у них были и есть из серии "О славься, славься, государь, таран тебя по лбу ударь!". Лин поведал мне как-то по секрету, что при каждой просьбе Карантира спеть у него возникает сильное желание вместо очередной баллады выдать какую-нибудь гадость про Карантира и удрать. Очень быстро. По моему адресу у него таких желаний не возникало, так что мы довольно быстро подружились. Он вообще симпатичная личность, с несравненным талантом постоянно влезать в истории, а потом все это переделывать в песню.

О Карантире довольно ясно говорит его имя. Можно лишь добавить, что характером он как нельзя лучше соответствует своей квэнте. По игре я вроде бы с какого-то боку нахожусь с ним в родстве, но все равно особо теплых чувств не испытываю. И в "точки" играть он не умеет.

Князь - личность довольно загадочная. Прежде всего не примыкает ни к светлым, ни к темным, этакая третья сила. Собственно, из-за его явления у нас вся игра полетела невесть куда. Свое имя он нам как-то назвал, но такое навороченное, что он так и остался просто Князем. Известно, что Роменион называет его повелителем, что внушает к Князю некоторое уважение (как к тому третьему попугаю в анекдоте). А еще известна любовь Князя к испанской поэзии.

"Цивильное" имя Коннора - просто-напросто Коля. В Коннора его переделали товарищи-германцы после поступления. Утверждают, что похож. Ну не знаю, если обоих запереть в темной комнате, где дым стоит коромыслом - тогда будет похож. Но имя к Коннору прилипло, равно как и прозвище Хайлэндер. К толкинизму он имеет довольно мало отношения, но к игре все равно прибился. В какой квэнте мечом махать - ему разницы мало. Сначала подался к темным, потом не понравилось, перекинулся к Князю, где и осел.

Наименее значимые личности во всей компании - мы, коллектив девушек-толкинисток. Мы здесь - этакий хор из еврипидовской трагедии, смотрим на происходящее действие и изредка вставляем свое словечко, которое никоим образом на сюжет повлиять не может. Так, комментарий происходящего, лирическое отступление. Ну, кое-кто иногда претендует на роль девы-воительницы, что вызывает ехидные комментарии наших героев. А так - "не шалим, никого не трогаем", вот только примусы починять не умеем.

Но главный герой всей этой истории, ради которого, собственно, все сие и пишется - Роменион, загадочный Пришелец с Востока.

3.

Вот тут придется сделать некоторую паузу. Дело в том, что всем нам абсолютно непонятно, кто такой Роменион.

Достоверно известно только одно: ему недавно исполнилось восемнадцать, в данный момент живет он в Москве, учится в испанской группе вместе с Князем. На экзаменах его как-то никто не замечал, а потом он вдруг обнаружился здесь. И началось...

Квэнт у него штук двадцать, и есть большая вероятность, что на очередной вопрос "Да откуда ты такой взялся?" услышишь что-нибудь новое. Получается примерно вот что.

Мы называем его Роменионом, но на самом деле его зовут не так. Его подлинное имя знают только двое: Князь и я, но я обещала не называть его - только оно дает над ним власть. Он утверждает, что всего-навсего простой смертный, но ему мало кто верит: взять хотя бы все эти фокусы с именем. Явно тут какие-то магические штучки. Роменион вроде бы на стороне Князя, но во всем этом веселье четко гнул свою линию (мало нам невесть откуда взявшегося Князя, чтобы еще и он тут самодеятельность разводил!). Он называет Князя повелителем, но в то же время уверяет, что не служит никому. Он против светлых, но и не за темных. Он единственный, чье превосходство по части фехтования признал Коннор (!), а также единственный, кто за всю игру ухитрился ни разу (!) не свидеться с Мандосом, так что понятно, что народ единодушно твердил про колдовство. Роменион на все эти разговоры только улыбался: "Думайте как хотите". Вот мы и думали.

Его рука одинаково привычна к рукояти меча и струнам гитары. Он воин и поэт, безжалостный наемник и мечтательный романтик. Его странные песни не уступают песням Лина, он любит рисовать, в основном мелкие композиции: заяц с цветком в лапах, мило улыбающийся дракончик, воробей на ветке... И в то же время, оторвавшись от рисунка, он через минуту опять в сражении. А во время короткой передышки после боя в его руках снова гитара, он снова погружен в свои необычные мотивы... Словом, Роменион с самого начала оказался очень странной личностью.

4.

До поры до времени его отношения с Карантиром и Князем были достаточно нейтральными. С Хайлэндером же история вышла совершенно непонятная. Как там все было в точности - никто не знает, а Коннор отказывается вдаваться в подробности, и его можно понять.

Дело в том, что у них с Роменионом зашел разговор насчет фехтования. Коннор обычно разговорчивостью не отличается, но если в радиусе километра от него произнесут два слова, касающиеся оружия, - Хайлэндер остановится перевести дыхание часа через два, не меньше. Дискуссия получилась очень оживленной, и в чем-то они не сошлись во мнениях. Начавшаяся лекция прервала спор, но всю пару с задних рядов слышалось оживленное перешептывание, а потом эта парочка дружно куда-то испарилась. Выражением лица они очень напоминали двух псов, которые не хотят смотреть друг на друга, чтобы тут же не подраться. Никто не обратил на это внимания: ну, не хотят люди на последнюю пару идти, ну, свои дела есть, ну, во мнениях в чем-то не сошлись - чего тут странного? На следующий день в университет явились необычно довольный Роменион и не менее необычно мрачный и отчасти смущенный Хайлэндер, в присутствии всей компании торжественно объявивший, что он, Коннор, больше никогда ни слова не скажет о фехтовальных способностях Ромениона и о стиле, которым тот владеет, и мы все этому свидетели. Такого с Коннором еще не случалось. Что там было - никто не знает, но с тех пор он очень уважительно относился к Ромениону. Лин до поры до времени на Пришельца с Востока смотрел несколько свысока, как он всегда смотрит на тех, кто не имеет отношения к музыке. Как выяснилось, был неправ.

5.

Лин только что закончил песню о Владыке лесов Средиземья, очень красивую и не менее абстрактную. "Золото клена - его корона, рубины рябины в его ладонях...". Реакция была обычная: почти всеобщее молчаливое восхищение, чуть ироническая усмешка Ромениона (на сей раз от него никто никуда не пытался деться) и скучающая физиономия Коннора. Впрочем, она вдруг перестала быть скучающей, а стала, наоборот, неожиданно оживленной. Взгляд Хайлэндера остановился на гитаре, и, прежде чем Лин успел возмутиться, Коннор уже прочно ею завладел. Зная, что пытаться вернуть инструмент бесполезно, Лин в свою очередь изобразил скучающую физиономию и стал ждать дальнейшего развития событий. Оно не заставило себя ждать.

- Знаете что, люди, или, если хотите, существа, - сказал Коннор, - я, конечно, в лирике абсолютно ничего не понимаю и даже спорить не пытаюсь. Только как насчет чего-нибудь повеселее? Дикарское, конечно, произведение, но все-таки... За время этого краткого вступления он уже успел оказаться на парте, несмотря на предупреждения девушек: "Эй, а не свалишься?". Лин подозрительно взглянул на нового солиста, а тот после небольшой паузы выдал:

Ну, чего еще от Хайлэндера, спрашивается, ожидать? Уж если он с чего-то взялся за гитару, то репертуар будет именно такой. Но, слов нет, хорошо получается. Я заметила, что Роменион вполголоса подпевает, отстукивая маркером ритм: "Мы пойдем на врага, как ветер, мы пройдем через них, как пламя...". А уж сам наш солист... Не Коннор, а Конан-варвар, самый натуральный!

Садистская усмешка появилась на лице уже не только у Коннора, а, пожалуй, у всех, кроме разве что продолжавшего презрительно кривиться Лина - что ему, классику, до варвара-германца? Кроме того, его гораздо больше заботила судьба инструмента - Конноровой игры струны могли и не выдержать.

даже не спел, а выкрикнул Хайлэндер под финальный аккорд, сопровождаемый страдальческим вздохом Лина. Наш менестрель хотел было вернуть гитару, но не тут-то было:

Начало следующей строки потонуло во всеобщем "Уау!", а Лин скис окончательно. Филфак! Обитель высокой культуры! Все-таки правильно классики на нас варварами обзываются. Если песни Лина погружали нас в красивые, но непонятные мечтания, то тут... Глаза горят, физиономии садистские (я и за свою, в общем, не ручаюсь...).

Лин что-то пробормотал, явно нелестное. Понятно: его античный слух не мог такого вынести. В дверь заглянул какой-то заблудившийся преподаватель, но тут же поспешил ее закрыть и испариться подальше от такого концерта. Коннору подпевали уже все:

- Варвары! - презрительно фыркнул Лин. Роменион встал со своего места.

- Ну, варвары, и что? А где, позвольте спросить, ваши греки с римлянами?

- Вашими стараниями!

- Ну, тут еще вопрос скользкий!

- Что сравнится с тобой, о наследье Эсхила с Катуллом? Что основою стало культуры всей европейской? - перешел Лин на гекзаметр. Роменион принял вызов:

- Стены не греки на ней и не римляне возводили. Лишь из основы одной состоять не может культура.

- Вспомни философов древних, поэтов античных ты вспомни: разве не их шедеврам Европа всегда подражала?

- Спорить не стану с тобой, но скажу, что ее подражанье вскоре достигло высот, сравнимых с оригиналом.

И пошло... Лин превозносит античность, Роменион - европейскую культуру. Лин выдает два стиха, Роменион отвечает своими двумя. Лин про Софокла - Роменион про Шекспира, Лин про Платона - Роменион про Монтеня, Лин про Гомера - Роменион уводит разговор в сторону от эпоса. Настоящая поэтическая дуэль получилась. Все притихли, слушают, что выйдет. Такая поэма... Под конец уже оба эти певца-аэда выдохлись.

- Что ж, готов я признать, что в споре был прав ты, романец!

- Что ж, готов за античностью, классик, признать я победу! - в тон Лину ответил Роменион. На чем и разошлись. А когда Лин однажды услышал песню, сочиненную Роменионом, то окончательно убедился, что на филфаке не он один наделен даром менестреля. Это его мало порадовало, не любит наш рапсод конкуренции.

6.

Впрочем, это все большое лирическое вступление. Все-таки в учебное время нечасто удается так вот собраться. Зато как-то летом в подмосковных лесах творились очень интересные события...

Время можно было назвать относительно мирным. Никаких особо грандиозных сражений не происходило, так, стычки с бродящими в окрестностях орками. То у них к нам претензии, то у нас к ним, с переменным успехом. Мандосу явно грех было жаловаться на загруженность работой. Если наступал совсем мирный период, в окрестных лесах бродили не злобные орки вперемешку с храбрыми нолдорами, а один Лин, занятый философским вопросом, что, кроме палантира, квартиры и трактира, можно срифмовать с Карантиром, чтобы вышло что-нибудь осмысленное. Так что определить степень напряженности обстановки было легко. Но так обстояли дела только в начале. И тут...

- Войско с востока пришло многочисленное, сея погибель, неся пораженье нам, из земель неведомых, скрытых от взора. Был же в том войске некто Роменион, Пришельцем с Востока эльфами названный, беды бессчетные всем нам принесший...

Так интерпретировал события Лин. Положим, насчет многочисленности войска Князя он несколько преувеличил - народа и с той и с другой стороны было не особенно много. Но неприятности на нас после этого посыпались градом.

- Ликовал Бауглир в черной твердыне, радуясь этой поддержке нежданной. Сила двойная удар обрушила на крепость храброго принца Карантира. Долго врага отражали нолдоры, долго держались неколебимо...

Не знаю, что там подумали темные насчет Князя и его компании, но воевать действительно пришлось уже на два фронта. Это только сначала Моргот от удивления чуть пацифистом не сделался, а потом он еще как активизировался. В общем рассказ Лина - художественная правда. Какое-то время все шло для нас вполне успешно. Отличился даже Лин - чуть не отправил к Мандосу самого Ромениона, чем сам был немало удивлен. Надо сказать, что с мечом Лин обращаться не умеет совершенно. Хайлэндер пытался его поучить, потом махнул рукой и сказал: "Безнадежен. Могу дать один совет: если вдруг этот мир тебе окончательно надоест, бери меч и присоединяйся к сражению. Больше пяти минут мучиться не придется". Но при всем при том Лин - довольно приличный лучник. Собственно, что мы все и увидели на практике. Но Карантир радовался недолго - Роменион остался жив. И опять пошли слухи: Ромениона убить вообще нельзя, "заговоренный, стрелы отскакивают", ну и так далее, что всегда говорят о слишком крутом и удачливом противнике. После этой истории дела пошли резко хуже, а тут еще Хайлэндер незадолго до нее к Князю перекинулся - у темных, ошалевших от появления конкурентов, ему слишком тихо показалось. Теперь Мандосу скучать не приходилось. Карантир побил все рекорды по количеству проклятий в единицу времени, и было отчего. Причем основным виновником наших потерь был все тот же Роменион.

- Тропа уходит в лес неприметная, кронами древ столетних сокрытая, жителям сел окрестных неведомая. Тропою в Мандос ее называют: лишь вступит туда смельчак безрассудный, опасностей ищущий - назад не вернется он... Тишины лесной ничто не нарушит - только листва прошуршит сухая, словно бы ветер ее потревожил... Пришельца с Востока не успеешь заметить, удар смертоносный отразить не сможешь...

Опять же художественная правда. Впрочем, были в лагере Карантира двое, которым удалось вернуться назад с этой самой тропы...

7.

Сидеть в осаде - не наше дело. В конце концов, Карантира осаждают, вот пусть он вместе с гвардией и сидит. Мирной девушке и не менее мирному менестрелю опасаться нечего. Так что нас с Лином постоянно носило где-то по окрестным лесам. Фотоаппарат у меня на шее обеспечивал нам безопасность при случайных встречах. Да и менестрелей трогать не полагается.

Тропинка уходила куда-то к пруду, огибая поваленные стволы деревьев (вообще в таких местах засады устраивать - лучше не придумаешь). Лин что-то насвистывал, я слушала то его, то птиц, одновременно высматривая хороший кадр. И тут... Тихий шелест прошлогодних листьев. Едва уловимый, как будто по ним пробежала мышь. Маленькая такая, серая, пушистая, симпатичная мышка. Если бы это было так... Шевельнулась ветка березы, и из листьев на нас взглянули два темных узких глаза. Можно было не ждать, пока обозначится остальная физиономия, и так все было понятно: нас занесло на тропу в Мандос, и повстречались мы не с кем иным, как с самим Роменионом.

- Ну что ж, decorum est pro patria mori ...(*1-3) - вздохнул Лин, как всегда в тяжелую минуту, переходя на латынь.

- Если бы еще pro patria, а то вообще nescio pro quo(*1-4) , - отозвалась я. Лин криво улыбнулся.

Ну что ж, Намо, встречай гостей. В конце концов, похоже, только Роменион твердо придерживается своего намерения с тобой не видеться, а мы - куда уж нам... "Только что был менестрелем, а теперь я просто глюк" - вот такая, видно, у нас судьба.

- Не бойтесь, леди Арвен, - проговорил Роменион.

- Откуда ты меня знаешь?

- Я знаю довольно многих в лагере Карантира. Вас я много раз видел в этих лесах. Должен сказать, что ваши прогулки довольно рискованны...

Садист-любитель!

- Да уж, особенно из-за некоторых... Сама вижу.

- Повторяю, вам нечего бояться. Я не трону вас. Обо мне говорят много чего нехорошего, по большей части это правда, но не до такой степени. Единственное, что мне нужно, - сказать пару слов вашему спутнику, - тут взгляд Ромениона стал особенно нехорошим.

- Эй, личность менестреля неприкосновенна! - слабо пискнул Лин.

- А личность лучника из войска Карантира, который пытался убедить меня, что для этого мира я не гожусь? Менестрелям участвовать в сражении не полагается, я кодексы тоже читал. А раз уж ты полез - извини...

- Садист-одиночка!

- Да, меня так тоже называют. Ну что ж, не у всех квэнта чиста и светла, как кристалл, должен же быть кто-нибудь похуже для контраста. Вот я, например.

- Морготова компания!

- А вот и нет.

Мне эта милая беседа уже надоела. Потом, Лина жалко. Боюсь, что намерения Ромениона на мой счет резко переменятся, но все-таки:

- Оставь его в покое, Роменион!

- Леди Арвен, осмелюсь просить вас...

- Это я осмелюсь просить тебя оставить Лина в покое. Он мирный менестрель, лук в руки взял пятый раз в жизни, - ой, вру... - Знаешь такую школу стрельбы: "На-Кого-Эру-Пошлет"? Лин как раз оттуда. Ты оказался жертвой случайности, как мог оказаться кто угодно другой, - опять же вру, Лин полчаса Ромениона высматривал. - Что же, за каждую шальную стрелу строить планы отмщения?

- Знаем мы ваши шальные стрелы... Леди Арвен, ваше сердце полно жалости, а в моем ее нет и не было...

- И все же, если я попрошу тебя?

Кадр века: Роменион в замешательстве.

- Хорошо, - наконец проговорил он. - Ради вас я могу временно забыть, какой я на самом деле гад и садист. Ладно, Лин, леди Арвен уговорила меня: Мандос тебя пока подождет. Допустим, у меня сегодня хорошее настроение. Но учти: еще раз замечу на стене с луком - никакая неприкосновенность тебя не спасет.

Лин уже сам, похоже, готов был забыть, как этот лук вообще выглядит. Роменион изящно поклонился мне и исчез. Так тропа в Мандос один-единственный раз не оправдала свое название, и так мы познакомились с Роменионом.

8.

С этого дня мы постоянно где-то замечали Ромениона. Впрочем, "замечали" - очень сильно сказано. Чуть прошуршат листья, сама собой согнется ветка, мелькнет среди стволов серая тень - вот, собственно, и все. Но пару раз удавалось увидеть и побольше.

Однажды мы с Лином подсмотрели совершенно трогательный эпизод: Роменион устроился под каким-то кустом и предлагал невесть откуда взявшейся рыжей кошке хлеб со сгущенкой. Кошка, не трогая хлеб, аккуратно слизывала сгущенку, благодарно глядя на Ромениона своими желтыми глазами, а тот ласково говорил:

- Хорошая киса... Ешь, ешь, у меня еще есть. Нравится? На, вот тебе еще. Киса...

- Мяу, - с полным ртом ответила киса. Роменион умиленно улыбнулся. Кошек он обожает, это факт.

Кошка съела сгущенку, задрала вверх хвост и с независимым видом удалилась.

- Вот всегда так... - грустно вздохнул Роменион. - И всю мою сгущенку съела. Опять у орков придется просить, а у них разве что съедобное найдешь?

Он снова вздохнул и удалился в другую сторону решать свои продовольственные проблемы.

А второй эпизод был уже из области лирики. Той самой, в которой ничего не понимает Хайлэндер. Меня как-то понесло в леса в гордом одиночестве (естественно, с фотоаппаратом). К Лину пристали наши девы-воительницы - собрались его на диктофон записать, так что я осталась без спутника.

Где-то у пруда я обнаружила Ромениона. Он сидел, прислонившись к дереву, тихо перебирая струны гитары. Слов разобрать я не могла, только мотив. Роменион явно импровизировал, так как мелодия постоянно менялась. Вроде бы были знакомые фрагменты, а может, мне просто так показалось... Странный, печальный напев, не похожий ни на что из того, что я слышала раньше. Вот вам и Роменион! Вот вам и садист-одиночка! Он чуть улыбался, глаза полузакрыты, на струны он явно не смотрел. Да уж, у Лина были все основания опасаться конкуренции. Я пожалела, что нет диктофона. Впрочем, может быть, и не надо. Как-то очень гармонично сочетались эта лесная тишина, эта птица, насвистывающая где-то вдали, эта прохладная тень и этот мотив...

Не знаю, сколько времени я так слушала. В лесу послышались чьи-то голоса, и я ушла. Роменион, похоже, вообще не заметил, что здесь кто-то был.

9.

Становилось все очевиднее, что наши дела плохи, хотя вслух об этом, естественно, никто не говорил. Карантиру уже было небезопасно попадаться на дороге: в лучшем случае посоветует отправиться прямиком в Хибины, подробно описав качество дороги и всех, кого тебе там надлежало повидать и что сказать, в худшем - схватится за меч. Лин ему как-то попался под горячую руку, так рад был убраться - чуть собственной гитарой не прибили, непонятно за что. Наш повелитель пребывал в том душевном состоянии, которое Коннор обычно характеризует так: "Сейчас здесь будет покойник, и все претензии будут ко мне!". Помня о напутствии Ромениона, Лин к луку близко не подходил, а от претензий отбивался в стиле, что он вообще мирный менестрель и ему не положено, да и вообще, "отстаньте, у меня тут с размером не ладится, а вы тут с вашими сражениями. Закончите - скажете, напишем что-нибудь героическое. Это - мое дело, а воевать - не мое!". Вообще наш менестрель постоянно пропадал неизвестно где. Но однажды он с заговорщическим видом показал мне вырванный из блокнота листок, на котором было умело проиллюстрировано известное стихотворение Профессора: цветущая вишня и намотавшийся на ствол дракон, очень довольный собой. Руку Ромениона видно за километр. А уж когда в импровизациях Лина стали проскальзывать знакомые мне с того тихого жаркого дня интонации... Проще говоря, эта парочка успела фактически подружиться. Я начала было длинную речь насчет того, в каком лагере находится Роменион, а в каком - Лин и что вообще-то бывает с придворным менестрелем за такое вот дружеское общение с противником, но так и не закончила ее, вспомнив один милый разговор...

10.

- Леди Арвен!

- Ну кто там еще...

- Это я, Роменион.

Совсем интересно. Я ничего не слышала, и это при том, что кругом полно сухих листьев, и на слух я не жалуюсь. Да уж, "мастерство его явно росло с годами"...

- Ты откуда взялся?!

- Если точно, то вот из-за этой березы. Прошу прощения, если мое появление было для вас несколько неожиданным.

- Мягко сказано. Если не секрет, что тебе надо?

- Допустим, захотелось с вами поговорить.

- Странное желание.

- Что делать, не все же, как говорится, сети плести замыслов злобных, радуясь близкой врага погибели...

- Ой, замолчи! Мало нам Лина, который вообще нормальным языком говорить разучился, еще и ты туда же!

- Снова прошу извиненья, коль речь моя вам неприятна...

- Садист!

- Все, все, не буду. Так вот, поговорить захотелось. Как жизнь храбрых нолдоров?

- С вами не соскучишься.

- Прекрасно. На свете мало вещей хуже скуки, леди Арвен, и если в моих силах кого-то от нее избавить...

- Я уже поняла. Стараться будешь изо всех сил.

- Именно.

- Тебе не кажется странной такая вот милая беседа? Как бы мы из враждебных лагерей...

- Моя вражда к Карантиру вас не касается. Ни вас, ни кого бы то ни было другого. Я скажу вам, зачем пришел в эти края: я ищу Карантира. Давно возникла эта вражда и никогда не затухала. Я почти у цели, и мне не будет покоя, пока...

- Не доберешься до моего уважаемого родственника.

- Да, леди Арвен. Я совершенно забыл, с кем говорю...

- Ничего. Если ты ищешь в нашей милой семейке того, кому можно совершенно спокойно высказать свое мнение о Карантире - я подходящий кандидат.

- Даже так?

- Именно.

- Ну что же... Допустим, я поверил. Впрочем, я и так уже все высказал. Можно нескромный вопрос?

- Зависит от степени его нескромности.

- Вас вроде бы зовут как-то длиннее. Я однажды слышал, но не запомнил...

Честное слово, я начинаю верить в слухи, что он незримо присутствует в нашем лагере, и потому ему известно все.

- Арвен Итилиэль.

- Понял. А я...

Кадр века в квадрате, и даже не в квадрате, а в какой-нибудь степени побольше: Роменион кому-то назвал свое подлинное имя, которое до тех пор, по рассказам, знал только Князь.

- Ты так мне доверяешь? - спросила я с неким подобием лукавой улыбки.

- Видимо, да, леди Арвен. Скорее всего, я в этом сильно неправ. Можете считать это одним из немногих моих проколов.

- Пусть это будет самый большой прокол в твоей жизни. Карантир никогда об этом не узнает.

- И никто другой?

- И никто другой. Обещаю тебе. Но и ты должен мне кое-что пообещать...

- Я держу свои обещания так же редко, как часто их даю, но, может быть, сделаю исключение. Так что же?

- Роменион, я прекрасно понимаю, в каком мы находимся положении. Карантир проигрывает твоему повелителю, это понятно каждому. Рано или поздно вы победите. Так вот, обещай мне, что мы с Лином сможем беспрепятственно уйти. Тебе в войске Князя подчиняются все, это в твоей власти.

Роменион задумался.

- Честное слово, леди Арвен, из-за вас мне скоро придется менять квэнту и превращаться в кого-нибудь хорошего. Как подумаю, до чего я, не знающий жалости наемник, докатился... Открываю свои замыслы, всерьез намерен держать обещания...

- Кошмар.

- Ужас. Вот прямо сейчас пойду и для контраста устрою какую-нибудь гадость, а то я себя уже почти светлым ощущаю.

- А ты кто? Вроде и не из темных?

- А мне все равно. Кому я в войске нужен - к тому и иду, если понравится. Я на той стороне, где в данный момент у меня нет врагов. Правда, я и слышать не слышал ни о каких моральных принципах?

- Правда.

- Ну вот, все-таки еще не совсем исправился. Ладно, если я решил устроить гадость, я ее устрою. Повелитель приказал мне выяснить, что за чужеземцы вчера забрались на его территорию. Пойду разбираться. До свидания, леди Арвен!

- До встречи, Роменион.

И я не сомневалась, что эта встреча еще будет.

Понятно, что в песнях Лина об этой истории не было ни слова. Вот так враждебные замыслы стали плестись уже в самом лагере Карантира...

11.

Гадость Роменион действительно устроил. Но не Карантиру, а каким-то ничего не подозревающим туристам. Причем на пару с Князем. Произошло это вечером, когда сражаться уже не полагается, а делать нечего. По словам Ромениона, дело было так.

Компания мирнейших туристов спокойно сидела у костра, напевая про вечер на лесных дорожках, про крылья заката и про целый мир в глазах тревожных. Фальшивили отчаянно. Потом художественная самодеятельность скисла, и народ придумывал, чем бы еще себя занять: явно не спалось. И в этот самый момент из темноты выступили две фигуры, на редкость зловеще выглядящие в дрожащем свете костра. Лиц почти не видно, зато очень хорошо видно что-то похожее на мечи. В общем, если еще учесть, что народ неплохо отметил очередной этап похода...

Туристы застыли на месте, глядя на это явление, а хрипловатый голос проговорил:

- Я жду, повелитель. Мы нашли их. Как прикажете поступить с этими чужаками, проникшими на вашу территорию?

- А ты сам что думаешь, Роменион?

- О, у меня довольно много вариантов...

- Садист.

- Не стану с вами спорить, повелитель, поскольку вы абсолютно правы. Тем не менее моя фантазия намного уступает вашей, поистине не знающей границ. Решение за вами.

Из-под плаща послышался смех. Очень нехороший.

- Ребята... может, не надо? - выдавил из себя самый смелый из "чужаков". - Вы за что нас?

- Я всего лишь выполняю волю повелителя. Он не любит чужаков на своей территории.

- Да не знали мы... Мы больше не будем... - послышались виноватые голоса.

- Повелитель, стоит ли им верить?

Долгое молчание.

- Оставь меч в покое, Роменион. Мне кажется, они говорят правду. Они действительно издалека и ошибкой забрели сюда. Пусть уйдут спокойно, только поскорее.

- Ваша мудрость и великодушие бесконечны, повелитель, - произнес Роменион и повернулся к туристам, которым теперь больше всего хотелось прикинуться собственными спальными мешками: - Вы слышали? Ночь останетесь здесь, но если завтра...

- Уйдем, уйдем! Извините, не знали!

Роменион и Князь переглянулись и исчезли в темноте. Назавтра только круг выжженной земли напоминал о "чужеземцах". Знали бы они, что эти грозные воины, бродящие в ночи, - два юных филолога из испанской группы!

12.

На следующий день вся крепость была поднята на ноги гневным возгласом Карантира:

- Кто-нибудь может мне объяснить, откуда ЭТО здесь взялось и что оно значит?! Храбрые нолдоры явно не хотели ничего объяснять своему славному вождю, а хотели только куда-нибудь от него убраться, и чем дальше, тем лучше. Мы с Лином из чисто исследовательского интереса подошли поближе. Через некоторое время Карантир соизволил нас заметить.

- В чем дело? - поинтересовался Лин.

- Вот в этом! - ответил Карантир, протянув Лину листок. Что-то мне его вид показался знакомым... На листке было изображение крепостной стены, а по стене полз дракон. Выражением морды он редкостно напоминал Карантира. И сюжет, и технику Лин узнал мгновенно, но, естественно, не подал вида.

- Неизвестный талант, - улыбнулся он. Тут Карантир окончательно взбесился.

- Очень даже известный! Ты вот это видел?!

Он показывал на узор на боку дракона. Присмотревшись, мы увидели, что это вовсе и не узор, а эльфийская надпись: "Всем привет. Роменион".

- Ну ничего себе!

- А я о чем?! Нет, но откуда оно взялось? Это что же - он спокойно появляется в нашем лагере, и никто ничего не видит?! Ах, валар майяр дудар и так далее, сто три раза массаракш... - завел Карантир, валя в кучу все когда-либо слышанные или прочитанные проклятия на русском, английском, эльфийском и саракшском. Если бы Валар в своей неизмеримой благости и могуществе взялись исполнить все то, что Карантир призывал на голову Ромениона - на ближайшие несколько веков занятий хватило бы всем, даже, кажется, Единому кое-что перепало. Кроме Ромениона влетело еще Князю, всему княжескому войску, только что не поименно, разумеется, всем темным во главе с Морготом, тоже фактически поименно, без этого ни одно приличное проклятие обойтись не может, а также и нашему доблестному войску, у которого перед носом противник как хочет гуляет по крепости. В общем, по части проклятий Карантир - весь в папу. Девы-воительницы тихо посмеивались, гвардия в мрачном молчании ждала, когда повелитель выдохнется, а Лин параллельно с Карантиром вел свою линию:

- Как врага своего ты в гневе сейчас проклинаешь, бедствия все, что на свете ни есть, на него насылая, - так на тебя самого да обрушатся эти проклятья, так тебя самого пожеланья твои да настигнут!

А вот это уже серьезно... Лин Карантира не любил никогда, но если уже такие дела пошли... Дело все в том, что проклятия Лина имеют свойство сбываться. Однажды какой-то тип с нашего факультета в пух и прах раскритиковал его пение, причем без всякого повода. Лин посмотрел на него и сказал: "Пусть же тебя с таким же слушают вниманьем, с каким и ты меня слушал". Зачет тот тип пересдавал три раза. Вот почему по адресу Лина ехидничают довольно многие, но всерьез наезжать как-то никто не осмеливается - неохота повторно проверять действенность таких вот высказываний.

Наконец творческая фантазия Карантира иссякла, и он снова повернулся к Лину:

- Как, по-твоему, мне это понимать?

- Не знаю, что сказать... - с умным видом изрек Лин. - Что-то мне говорит, что дракон этот - знак нам тревожный, что нехорошие вещи посланье сие предвещает...

- Предсказатель! - фыркнул Карантир. - Только бы гадость какую-нибудь сказать! Моргот бы тебя побрал с твоими предсказаниями!

- Снова я к вам обращаюсь, о те, кому Арда подвластна - эти слова на того обратите вы, кто произнес их! - шепотом проговорил Лин.

- Что? - с угрозой в голосе переспросил ничего не расслышавший (к счастью) Карантир.

- Nihil dico, taceo... et hoc rectum est (*1-5), - издевательски отозвался Лин.

- Тьфу, - отреагировал Карантир, который всегда был не в ладах с латынью, и Лин прекрасно это знал. На чем разговор о непонятном драконе и закончился.

13.

В лесу полуденная тишина. Чирикает одинокая птица. Полное спокойствие и безмятежность...

Шелест листвы. Нам он уже знаком. Мы знаем, что бояться нечего.

С треском сломалась сухая ветка. Роменион явно не один, с ним таких вещей не случается. Действительно, послышался его голос:

- Чтоб Мандос тебя побрал раньше времени, Хайлэндер, и в отведенном тебе зале крыша протекла! Потише нельзя?

- Ну уж извиняюсь, куда нам до вас с вашим мастерством... - проворчал Коннор.

- Мое мастерство здесь ни при чем. Тропа достаточно широкая, чтобы пройти. Почему, интересно, я за ветки не задеваю, а от тебя треск на километр?

- У тебя в роду кошек случайно не было? - вопросом на вопрос ответил Хайлэндер.

- Не знаю, но что у тебя не обошлось без пары медведей - уверен, - тут еще одна ветка пала жертвой попытки Хайлэндера куда-то переместиться.

- Массаракш! - прошипел Роменион. - Чтоб я еще хоть раз с тобой куда-нибудь ходил! Называется, полчаса с ним инструктаж проводил насчет того, что никакого шума быть не должно! Это тебе не в чистом поле мечом махать, чтоб слева рать и справа рать, массаракш! Вот сто лет мне такой помощник нужен!

- Ну ничего себе! - обиделся Коннор. - Как тебя из боя на себе вытаскивать с получасом времени в запасе - так это я нужен, а сейчас, значит, не нужен!

Лин, с самого начала разговора придушенно фыркавший в плащ, не выдержал и рассмеялся вслух. Мгновенно наступила тишина, а потом Роменион проговорил:

- Значит, так. Тут, между прочим, мы не одни. Запомни, Хайлэндер, если из-за тебя нас обнаружат раньше времени... Я-то уйду, мне не в первый раз, а вот за тебя не ручаюсь.

- Я бы попросил! У этих светлых ни одного приличного фехтовальщика не найдешь, знаю по опыту!

- Со мной тебе не справиться, - очень выразительно сказал Роменион.

Коннору понадобилась где-то минута, чтобы понять, что тот имел в виду.

- Садист, маньяк, террорист!

- Все верно.

- А Князь?

- А для Князя ты жертва случайного удара в схватке. Потом, повелитель довольно хорошо меня знает. В бою я себя не контролирую, и ему это известно.

- Вот так?

- Именно. Но это так, предупреждение.

- Эй, Роменион, привет! - окликнула я.

- Леди Арвен? Здравствуйте, - поклонился Роменион. - Вы, наверное, все слышали?

- Факт.

- Леди Арвен, я бы осмелился просить вас об одной вещи. Видите ли, у нас здесь происходит тайная коварная вылазка...

- Ну и вылезайте себе на здоровье, кто же вам мешает?

- Нам - никто. Но я не хочу портить вам прогулку тем, что мы здесь намерены учинить...

- Короче, ты советуешь нам гулять где-нибудь в другом месте?

- Ваша проницательность не подвела вас, леди Арвен.

Мы с Лином и сами не очень-то собирались смотреть на реализацию очередных злобносадистских планов и ушли. Через какое-то время до нас донесся очень подозрительный шум. Судя по всему, часть нашей доблестной гвардии понесло в леса, за что народ и поплатился. Торжествующий возглас Коннора спугнул одинокую ворону.

- Хайлэндер, получилось!

- Уау! Ну что, нужен я тут или как?

- Иногда нужен. Нет, как мы их, а?

- Повелитель будет доволен.

- Главное - мы сами довольны. Во мне играет волчья кровь...

- Во мне играет волчья кровь, и под луной я призываю имя брата! - подхватил Хайлэндер. С карканьем взвилась стая ворон. Боевой клич Коннора птички еще пережили, но такой концерт... Ни слуха, ни голоса у Хайлэндера отродясь не было, но в таких песнях и то и другое вполне заменяется силой звука. А уж тут ему жаловаться не на что. Луны как-то не наблюдалось, "лунноглазых волков" - тоже, но в остальном... Если Карантиру все это было слышно, в чем я почти не сомневаюсь, - точно сидел зеленый от злости. Он уже прекрасно запомнил, что означают такие песенки в окрестных лесах. А и орк с ним!

14.

- Темное время настало для нолдоров, горечь познавших битвы проигранной, воинов лучших в бою потерявших. Куруфин, брат Карантиров младший, что прежде с братом рядом сражался против нашествия силы с Востока, дружбу навеки забыл прежнюю, отказал внезапно в своей помощи...

Лин видел сам, как произошла эта перемена. Судя по его рассказу, дело было так. В то утро у Куруфина было на редкость плохое настроение. Это с ним случается очень часто, и избавляется он от этого так: берет меч и бродит в окрестностях, пока не наткнется на первого, кто ему не понравится. К несчастью, первым не понравившимся оказался лично Роменион, выглянувший на поляну из-за дуба.

- Гневом зажглось сердце гордое, жажда битвы душу наполнила. Долго врага на бой вызывал он, его проклиная, силою хвастаясь: забыл, безрассудный, о скорбной участи воинов тех, что выходили с Роменионом на поединок...

Если выражаться человеческим языком, Куруфин утвердился посреди поляны и начал длинный выразительный монолог в стиле "выходи, подлый трус". Надо быть камикадзе, чтобы так упорно желать встречи с Роменионом, но в случае с Куруфином все ясно: того же Хайлэндера он не знает, а Ромениона видел мало и мельком. Вот и решил познакомиться поближе.

Куруфин так увлекся речью, что не заметил, что Роменион уже выбрался из своего укрытия и внимательно слушает. Наконец запас ругательств у Куруфина кончился, и он соизволил взглянуть на противника, а тот произнес:

- Простому смертному не по силам оценить такую выразительность и красноречие. Все же, насколько сказанное вами дошло до моего понимания, я могу сделать вывод, что у вас есть ко мне вопросы. Что ж, задавайте. Я готов ответить, - закончил Роменион, по-кошачьи грациозно уходя от удара.

И пошло... В начале Куруфин в победе не сомневался (повторяю, ни Ромениона, ни Хайлэндера он не знал). Дело все в том, что Роменион, если не особенно присматриваться, производит впечатление противника, которого довольно несложно переправить к Мандосу. Легкий доспех берется даже кинжалом, так что теоретически Ромениону пары пропущенных ударов хватит выше крыши. Но это все теоретически. Практически же эту пару раз до него еще надо дотянуться, а вот это уже под большим вопросом. В чем Куруфин очень быстро убедился. Его всесокрушающие выпады уходили в пустоту. Впрочем, Ромениону тоже не удавалось пробить его оборону, так что все эти чудеса фехтования совершались без всякого результата. Отсутствие профессионализма Куруфин вполне компенсирует практическим опытом. Лин замер в своих кустах, наблюдая за сражением. Рядом с ним сидела рыжая кошка, переживавшая за своего любимца Ромениона.

- Это вы считаете неотразимым выпадом? - издевался Роменион: у него еще хватало дыхания комментировать обстановку. - Как это ни неприятно, вынужден вас разочаровать.

- Иди ты к Морготу! - сквозь зубы процедил Куруфин.

- Был, и неоднократно. Надо сказать, не понравилось.

На этом светская беседа скисла. Куруфину было явно не до того. Ему было даже не до атаки - все время уходило на то, чтобы разобраться, с какой вообще стороны находится этот Роменион. Мне в свое время разъяснили, что у глухой обороны, в которую и ушел Куруфин, есть свои плюсы и минусы. Минус - не выиграешь, плюс - очень трудно пробить. Даже Ромениону это пока что не удавалось. Безрезультатная демонстрация фехтовальных талантов успела надоесть уже обоим. Роменион опять съехидничал:

- На вашем месте мне бы все происходящее крайне не нравилось. Ведь вы уже только защищаетесь, а значит - оттягиваете поражение...

Взбешенный Куруфин изобразил нечто вроде контратаки. Роменион метнулся в сторону, но меч Куруфина все же скользнул по его правой руке. Лин шепотом чертыхнулся.

- Было! - торжествующе объявил Куруфин.

- Не было, - возразил Роменион.

- А я говорю, было!

- А я говорю, не было.

- Было!

- Не было.

- Было!

- Ну ладно, допустим, было, - кивнул Роменион, перебрасывая меч в левую руку. И очень скоро Куруфин пожалел, что так настаивал. Знающие люди мне объясняли, что есть две крайне противные вещи: это драться с профессиональным фехтовальщиком, если сам таковым не являешься, и с левшой. А уж сочетание этих двух противных вещей дает что-то уже совсем нехорошее. Что Куруфин и испытал на себе.

Это безобразие продолжалось еще некоторое время без заметного преимущества с той или другой стороны. Куруфину явно хотелось уже только одного: как-нибудь отсюда убраться, но все-таки желательно не в виде призрака. И вот тут он и учинил то, за что потом был многократно проклят всей милой семейкой.

- Чтоб я еще хоть раз полез драться против тебя! - проговорил он. Роменион заинтересованно посмотрел на него, а Куруфин продолжал: - Я серьезно. Ты здесь лучший фехтовальщик, а я просто ежик. Самый настоящий ежик.

- Ни головы, ни ножек, - в рифму отозвался Роменион. Куруфин на это не отреагировал.

- В общем так: против тебя я больше не пойду. Пусть братец сам разбирается. Надоел он мне со своими просьбами о помощи.

- "Славный мир, веселый мир"... Полный братской любви и дружбы...

- Во-первых, сам хорош, во-вторых, мне все равно.

- Короче, весь этот заход мне следует расценивать как предложение мира?

- Да.

- Ну что ж... Одним противником меньше... Годится.

Куруфин протянул руку, и произошло то, что Роменион, видимо, считает дружеским рукопожатием, а все остальные - членовредительством. Все же на физиономии Куруфина это мнение не очень отразилось.

Вскоре после этого Куруфин проявился у нас и объявил, что больше в этой каше не участвует. Карантир от души проклял любимого младшего брата и больше об этой истории не думал. Без нее проблем хватало.

15.

Впрочем, в полной невзгод жизни нашего повелителя, казалось, блеснул луч света, принеся с собой надежду на победу. Роменион угодил в плен. Как это произошло - навсегда останется тайной. Скорее всего, либо у Валар заложило уши от бесконечных проклятий Карантира и они решили устроить себе хоть краткую передышку, либо им и самим надоело чрезмерное нахальство Ромениона, либо наши благородные воины учинили какое-нибудь жульничество. Иначе просто и быть не может. В честном бою с Роменионом сладить крайне трудно, если не сказать больше, а застать его врасплох невозможно. Так что народ может сколько угодно расписывать собственные подвиги - все с ними ясно. Теперь, похоже, выхода у Ромениона не было. Он проиграл, и его ждала неминуемая смерть.

- Арвен, - проговорил Лин, - это, конечно, неуважение к вашему родственнику, но у меня сейчас сильное желание все-таки вспомнить, что я не только менестрель, а еще и лучник...

- Спокойно. Ничего ты не сделаешь. Роменион и сейчас-то жив только потому, что у Карантира, похоже, есть что ему сказать. А наша славная гвардия готова его прикончить в любой момент. Кроме того, тебе не кажется, что их очень заинтересует такая симпатия к противнику? А уж тогда единственное, что мы сможем для Ромениона сделать - это составить ему компанию по дороге в Мандос. Оно кому-нибудь надо? Потом, ты заметил его физиономию? Не помню на ней такого нахального выражения. Что-то он придумал, это я тебе могу гарантировать.

- Терять нечего, вот и решил напоследок повозникать.

- Посмотрим, Лин. Посмотрим.

Ситуацию вполголоса обсуждали не мы одни, так что жужжание стояло по всей крепости. Вдруг все перекрыл возглас:

- Сто тридцать три раза массаракш! Не буду говорить, чтоб тебя Мандос побрал, ты и так очень скоро там окажешься, но чтоб тебе там сидеть до упора!

Что-то повелитель разнервничался. Понятно, Роменион, если захочет, может достать кого угодно. Вот и Карантира, видимо, достал. От неожиданности всеобщее жужжание немного притихло, и мы ясно услышали ответ Ромениона, неожиданно оставившего свою привычную вежливость:

- И не надейся.

Тут уже затихли фактически все - интересно было, чем закончится такая милая беседа.

- Нет, вы это видели?! - взбесился Карантир.

- Мы еще не то видели. А ведь ты злишься, Карантир, - мягко сказано. - У тебя нет надо мной власти.

Ответом было нечто совершенно нечленораздельное, в котором разобрать можно было только: "да я тебя...".

- Убить меня ты можешь, - повысив голос, говорил Роменион. - Но я все равно вернусь. И все равно найду тебя. Ты очень интересовался тем, зачем я здесь. Если ты все еще не догадался, я могу тебе это сказать: мне нужен ты. И лучше не здесь, а в Залах Мандоса. И так будет. Ты не переживешь меня, Карантир. Я вернусь. Может быть, в другом облике и под другим именем, но тебе от меня никуда не деться.

- Так его, Роменион! - прошептал Лин. - Владыки Арды, мольбе внемлите: эти слова да сбудутся вскоре! Так говорю я, и так свершится: недолго пробудешь в мире этом, принц Карантир, владыка нолдоров! Где бы ты ни был, куда б ни ушел ты, на край ли земли, за грань ли мира, враг твой давний тебя настигнет, Мандоса Залы пред тобой распахнутся. Пусть же ты гибель найдешь не в сраженье и не после подвигов многих, что любого в веках прославят - нет, падешь от удара нежданного ясным днем в собственной крепости, и никто не станет тебе защитой, никто врага не остановит. Это предвидя, заранее радуюсь, гибели жду твоей неминуемой....

Вот вам и мирный менестрель! Вот вам и служитель чистого искусства! Но в самый неподходящий момент то ли подул ветер, то ли этот монолог надоел какой-нибудь белке - не знаю, но свалившаяся еловая шишка угодила Лину точно по макушке. Он не смутился и закончил:

- И да падет проклятье на твою голову, как на мою вот эта шишка, но только будет оно намного тяжелее!

И замолчал, очень довольный собой.

Радовался победе Карантир недолго - на закате Роменион ухитрился сбежать. Как - загадка века. Копперфилд отдыхает. Славная гвардия недоумевающе разводила руками, Лин закрылся плащом, чтобы не видели его торжествующую физиономию, а Карантир... Его монолог по поводу дракона - это были не то что цветочки, а бутоны, даже ростки. А вот сейчас пошли ягодки, и были они размером чуть не с арбуз. Помимо намного увеличившегося захода про Ромениона, Князя и иже с ним, Моргота и опять же иже с ним, Куруфина и наших бдительных стражей, Карантир выдал не меньший заход уже лично в адрес Валар, которые в своем неизмеримом садизме явно издеваются персонально над ним, которые явно заодно с его противником, и тысячу раз прав был Феанор, назвав их с Морготом одной компанией, и будь с ним, Карантиром, что-нибудь нехорошее, если он еще хоть раз к ним обратится, потому что за этим последует только очередная гадость, и лучше бы Валар вообще не вмешивались в дела этого замечательного мира, чем подкладывать храбрым нолдорам такую свинью, и даже не свинью, а что-то гораздо больше и противнее ("Дракона," - подсказала Аранриль), и ..., и... Доживи Феанор до этой речи - сейчас точно скончался бы от зависти.

Зато у Князя царило всеобщее ликование. К негодованию Карантира, нам все было прекрасно слышно. В основном доносились возгласы типа "Уау!", потом откуда-то появилась гитара, и прорезался Коннор: "Мы бросаемся в битву с воем, мы воители волчьей стаи...". К тому времени уже стемнело, да еще было полнолуние, так что эффект получился за все. Потом инициативу перехватил уже сам Роменион: "Я кровью руны нарисую на щеках, я выйду в степь под серебристою луною, и только ветер в ковылях, и только ветер в ковылях веселым спутником последует за мною...". Карантир, исчерпавший запас проклятий, сидел, заткнув уши, что почти не помогало, и бессильно шипел очередное "массаракш". А и пусть себе шипит! Лин, удалившись в кусты, записывал очередной фрагмент своей героической повести. Очень нелестный для Ромениона. Вообще, чем дружнее становилась эта парочка, тем с большим пафосом Лин крыл врагов Карантира, а потом сам покатывался со смеху. Короче, все были при деле.

16.

Тихий перебор струн гитары. Знакомый задумчивый напев. Но почему-то на сей раз в нем слышится что-то зловещее. Взгляд полузакрытых глаз направлен куда-то в пространство. Рука застыла на струнах, гитара поет как будто сама. Сверху упал сухой лист и плавно лег на струны. Роменион не глядя смахнул его, почти не прервав свой мотив. Позвать его? Не хочется мешать... С другой стороны, он так может до вечера просидеть.

- Роменион!

Никакой реакции. Да уж, состояние "наехало" знакомо не одному Лину.

- Роменион, заснул, что ли?

Никакой реакции. Может, шишкой запустить? Как-то невежливо...

- Роменион!

Кажется, услышал. Рука мгновенно переместилась со струн на рукоять меча. Рефлекс, однако. Вот почему и говорят, что в такие моменты к Ромениону приставать небезопасно - сперва схватится за меч, а уж потом будет разбираться.

- Кто здесь? - голос, как у только что проснувшегося.

- Я.

- "Я", как говорится, бывают разные. Это вы, леди Арвен?

- Именно.

- Я вас не заметил. Бывает иногда... Наехало.

- Прошу прощения, если помешала.

- Ничего. Что слышно у принца Карантира?

- А ты сам как думаешь? Всяческие лестные слова насчет твоих копперфилдовских талантов. Карантир бьет все отцовские рекорды по проклятиям.

- Да уж, это он умеет. Зато опять же скучать не приходится.

- Цирк на ножках. И каковы дальнейшие коварные планы?

- Вы их знаете.

- Все-таки прикончить Карантира?

- Именно.

- А если опять попадешься?

- Нет уж, не будет вашей гвардии такой радости. Добраться до Карантира незамеченным я смогу, а что будет дальше - мне все равно. Пусть даже я отправлюсь прямиком в гости к Мандосу, меня утешит мысль, что Карантир там оказался раньше...

Складной нож Ромениона пришпилил к пню упавший лист.

- Убери эту гадость.

- Прошу прощения. Нервная привычка, - тоже мне, нервный нашелся...

- Ну и привычки у вас...

- Что делать... Садист я, в конце концов, или нет?

- Еще какой.

- Вот и привычки соответствующие, - Роменион все же вытащил нож, засевший на половину лезвия, и убрал. - А до Карантира я доберусь, и очень скоро. Так что... - обращался он теперь куда-то в пространство. - Намо, я не сомневаюсь, что ты меня сейчас слышишь и что тебе известно, кто к тебе обращается. Впрочем, на всякий случай представлюсь: это я, Роменион. Если на пороге твоих Залов в скором времени объявится мрачный призрак, проклинающий всех подряд, ты можешь не спрашивать у него имя и причину смерти. Это Карантир, а отправлю его к тебе я. Это все, что я хотел сказать, - он снова повернулся ко мне. - Ну вот, всем, кому надо, сообщил. А остальным знать не нужно. И так скоро все увидят.

Похоже, проклятие Лина близко к исполнению.

17.

- "Тьма! Везде тьма, и рок настиг нас!" - слова повторю я поэта древнего. Что бы теперь ни случилось с нами, все лишь ускорит для нас пораженье, ничто не вернет и малейшей надежды. Карантир храбрый, долгое время во главе войска врагов отражавший, гибель встретил от руки вражеской... Кто теперь станет вождем над нами, кто врагу ликовать помешает, кто победе его воспрепятствует?

Впрочем, на лице Лина, произносившего эти строки, выражение было вовсе не горестное, а скорее крайне злорадное и торжествующее. Сбылось обещание Ромениона Мандосу - именно туда и отправился Карантир. "Пришельца с Востока не успеешь заметить, удар смертоносный отразить не сможешь...". Так все и было. Доблестная гвардия появилась слишком поздно - но не настолько, чтобы Роменион успел уйти. Дальнейшего Лин не видел - испарился подальше от побоища, пока самого под горячую руку не прибили. Что ж, Роменион свой замысел выполнил, но, похоже, он был для него последним. Даже с его талантами против всей гвардии ему не выстоять. А уж храбрые нолдоры точно жалеть его не станут.

Тем не менее на следующий день мы повстречали Ромениона. Явно не призрак. Вернулся из чертогов Мандоса?

- Здравствуйте, леди Арвен. Привет, Лин, - улыбнулся Роменион.

Совсем интересно. Вернувшийся от Мандоса своих прежних знакомых не узнает. Значит, Роменион с Намо так и не свиделся?

- Так ты вчера уцелел?

- Как видите.

- Каким образом? Никогда не поверю, чтобы в наших личностях проснулся гуманизм.

- Он и не проснулся. Спит вечным сном вместе с ними самими.

- Как тебе удалось отбиться?

- Не буду говорить, что довольно просто, бой получился еще тот. Понимаете, сражение до победного конца мне было не нужно. Кое-какие личности сочли своей обязанностью встать у меня на дороге. С их стороны это было ошибкой. Как только ваши отважные бойцы несколько замешкались и у меня появился шанс испариться, я это и сделал. А гоняться за мной с их вооружением довольно проблематично. К тому же не так далеко от крепости меня дожидался Хайлэндер. С нами обоими уже никто не захотел связываться. Вот.

На этом война Князя и Карантира фактически закончилась. Кто-то из наших удрал мириться с Куруфином, чья крепость была гораздо надежнее, кто-то до последнего пытался помешать княжескому войску окончательно нас разнести. Роменион сдержал обещание, и мы с Лином смогли благополучно уйти. Таким был последний день нашей игры.

18.

- Остались в прошлом сраженья тяжкие, вражда жестокая, подвиги славные. Горестным был исход для нолдоров, вождя лишившихся, войну проигравших. Впрочем, не даром победа досталась и врагам нашим, с Востока пришедшим. Память о битвах этих трудных сохранить в песне я постарался. Я - Лин, менестрель из лайквэнди, сам все эти события видевший, волей Валар в боях уцелевший. Может быь, кто-то расскажет и лучше, песня ж моя теперь окончена.

И Лин скромно поклонился аудитории. Как ни обидно, но придется расходиться. Великие сражения уступили место новым битвам - учебным. Подвигов в них, возможно, совершается не меньше, но менестрели об этом не рассказывают. А, возможно, стоило бы.

23 декабря 1998 года. 13-15

Примечания к части I.

(1-1) Он же Первый гуманитарный корпус (здесь и далее в сносках разъяснения для нефилологов и негуманитариев)

(1-2) Один из самых жутких преподов на филфаке, известен зверством на экзаменах - число пересдач доходит до восьми! До сих пор не понимаю, как от него живьем ушла.

(1-3) Почетно умереть за родину.

(1-4)) Если бы еще за родину, а то вообще не знаю, за что (полулатынь филологическая).

(1-5) Я ничего не говорю, я молчу… и это правильно.

1.

Сквер у 1-го ГУМа. Практически никого, если не считать двух личностей на травке под голубой елью. Один, в сером, почти сливается со стволом дерева и тенью под ним, зато васильковая рубашка второго видна чуть ли не от ГЗ. Тот, что в сером, - хорошо всем известный Роменион, Пришелец с Востока, непобедимый воин, скрывавшийся в лесах Подмосковья, убийца вождя нолдоров Карантира... а также поэт и певец, и сейчас у него в руках любимая гитара. Другой - Лаурэ, юный наследник Куруфина. Негромкий разговор:

- Роменион, спой еще что-нибудь.

- А ты? Я, между прочим, тоже иногда устаю.

- Куда уж нам до мастеров...

- Вот еще... У тебя выходит ничуть не хуже. Потом, ты все говорил про какую-то песню, которая тебе понравилась...

- А еще бы! - серые глаза оживляются. - Это ты про "Песнь сыновей Феанора"? Можно сказать, про ближайших родственников! Я ее как раз вчера наконец выучил.

- Интересно было бы послушать.

- Ладно, если хочешь... Дай гитару. Как там начинается?..

С первых аккордов кажется, что струны вряд ли выдержат. Лаурэ выпрямляется во весь рост и начинает: "И вот пришла великая пора...". То ли он так выучил текст, то ли от избытка эмоций, но его вечный картавый выговор начисто пропадает.

Вот вам и тихий первокурсник, призер олимпиад! Волосы цвета старого золота рассыпались по плечам, в высоком чистом голосе - звон металла. Юный нолдорский принц... Так, наверно, и выглядело начало похода:

И как будто на нем не обычные студенческие джинсы и рубашка, а бьющийся на ветру голубой плащ. А меч просто отложен в сторону во время короткой передышки между боями. Кажется, никакого Ромениона тут уже и нет, а есть - боевые товарищи. Сейчас песня закончится и - новое сражение... Последние слова Лаурэ отзываются эхом по скверу:

Финальный аккорд струны выдержали чудом. Пару секунд Лаурэ продолжал стоять, потом сел на траву и немного охрипшим голосом спросил:

- Ну как тебе?

Пауза.

- Неплохо, Лаурэ. Да уж, все ваше семейство такое, насколько я с ним общался. А вот струны ты бы поберег, да и голос тоже.

- Вечно ты все раскритикуешь! - голос чуть вздрогнул от обиды. - Как об этом можно спеть как-то еще?

- Можно и по-другому. Есть еще одна песня. Про то же самое. Но чуть-чуть иначе...

2.

Рука даже не ложится, а как будто бессильно падает на струны, и Роменион тихо, глуховато начинает:

Усталый воин, вспоминающий о прошлом, и за спокойным голосом - горечь. Лаурэ лишь пожимает плечами, но постепенно слушает все внимательнее. За рассказом о самом Финголфине - рассказ о походе, о том,

Да, все оказалось не так победоносно. Песня Лаурэ пелась до похода, песня Ромениона - после него. Что вышло?

произносит как будто с трудом, сквозь зубы, -

По лицу Лаурэ видно, что он имеет некоторые возражения на такой заход, но Роменион не дает их высказать и продолжает как будто бы спокойно:

Эта горечь уже не скрывается за интонацией летописца, она должна выплеснуться - и выплескивается:

Голос обрывается. Пауза. Потом Роменион заканчивает едва слышно, и в его словах - усталость, опустошенность:

Рука соскальзывает со струн. Опять долгое молчание, которое нарушает голос Лаурэ: - Роменион, я когда-нибудь научусь петь?..

3.

Похоже, опять требуется некоторое отступление. Ни о каком Лаурэ, наследнике Куруфина, при прошлых безобразиях не было и речи. Дело все в том, что он младше нас всех на год. Поступил он быстро и незаметно, как Роменион, а потом замаячил среди французов(*2-1) . Синяя одежда, волосы цвета старого золота, серые глаза, эльфийская надпись на фенечке - словом, нолдор, чего он и не скрывал. На третий же день учебы познакомился с нашей милой компанией. И началось...

Прежде всего, Куруфин вдруг проникся к этому созданию нежнейшими отцовскими чувствами и объявил Лаурэ своим наследником. Все несколько удивились, поскольку раньше за нашим новым славным вождем не замечалось таких далеко идущих планов. Да и золотой цвет волос Лаурэ наводил на мысли, что он не совсем из той песочницы. Поползли слухи, что-де недаром прекрасная королева Нинквиэль была так дружна с Финродом... Слухи исходили в основном от дев-воительниц, но не от них одних: тот же Хайлэндер всегда обожал издеваться над кем ни попадя, а уж Моргот, скорее всего, первым все это и распустил. Взбешенный Куруфин заорал что-то насчет Цезаря и его жены, на Мандосе вызвал Моргота на поединок и благополучно вынес, после чего слухи прекратились (а заодно подтвердилось, из-за кого вышла эта заварушка). Сам Лаурэ в ответ на наезды становился в позу и заявлял, что внешность ни о чем не говорит, что не в таком уж он дальнем родстве с Финарфином, чтобы не походить на него, и вообще, у леди Арвен волосы русые, что не похоже ни на какой канон, а ее генеалогию никто проверять и не думает. Еще бы, меня Карантир наследницей не объявлял, да мне и не надо - так спокойнее.

Еще наехать на Лаурэ попытался Хайлэндер. Дело в том, что Лаурэ с детства заметно картавит, что при изучении французского только к лучшему, но в русском только мешает. Во всяком случае, собственное имя он старается выговаривать чисто, но для этого вынужден говорить так: "Лау-рэ", со вторым ударением на последнем слоге. "Ми-фа-соль", - передразнил услышавший это Коннор. А зря. Юный принц отличался вспыльчивым характером, и дело кончилось вызовом на поединок. Наш непобедимый фехтовальщик, естественно, согласился, заранее предвкушая победу, поскольку до сих пор над ним одержал верх только Роменион, о чем уже шла речь в этой саге. Но на следующий день мы обнаружили ликующего Лаурэ и крайне подавленного Коннора. Из-за второго в своей жизни поражения бедняга Хайлэндер едва не заработал комплекс неполноценности и поэтому завалил нас перечислением всех своих удачных боев, чтобы убедить себя, что не все так плохо. Но он мгновенно успокоился, узнав, что Лаурэ фехтованию учил лично Роменион, очень привязавшийся к юному наследнику. "Этот-то - демон, с ним все ясно, так теперь он за принца взялся. Ну, будут два демона, учтем", - пробормотал он и больше с Лаурэ не ссорился. Против смертных Хайлэндеру равных нет и не будет, против эльфов - похоже, тоже, но вот с демонами, каковым Коннор считал Ромениона, лучше было не связываться. Роменион утверждал, что является существом вполне убиваемым, но ему давно не верили, помня прошлые похождения. Хотя прикончить все равно пытались.

4.

С одной-единственной поправкой на появление Лаурэ подмосковные леса были опять поставлены на уши. Осада Ангбанда и сопутствующие безобразия продолжались Не обошлось и без других перемен. Карантир, славный вождь нолдоров, погиб от злодейской руки Ромениона, и наше доблестное войско теперь возглавлял его младший брат Куруфин. На нас с Лином зла за прошлые хулиганства он не держал, так что можно было жить спокойно: ему - слагать баллады, мне - изводить пленку. Идиллия.

Внезапно активизировался полузабытый в смертельной вражде Карантира и Ромениона Князь. Он решил, что дипломатические успехи его полководца (то есть коварный сговор с Куруфином) не должны пропадать даром, и заключил с нашим вождем союз. Окончательное подтверждение он получил, когда новые союзники поздно ночью были замечены в стоге сена хором распевающими "В зеленых роханских полях", причем оба отчаянно фальшивили, а Куруфин еще и путал куплеты. Получалось примерно так: "В зеленых роханских полях на берегу реки... стоп, тут не так!.. а как?.. сейчас про коня... а, вспомнил... гуляет вольно белый конь... тут вверх надо, давай еще раз... гуляет вольно белый конь, навек расставшись с седоком в чужих неведомых краях... здорово, а как дальше?.. не надо, вспомнил... в зеленых роханских полях склонились травы к родникам...". Но тут из палатки вылетел Моргот с возгласами: "Рохирримы недоделанные! У моих орков и то слуха больше! Я, может, и Вала, но тоже спать хочу! Нет, ну покажите мне этих хористов!..". Хористы поспешно зарылись в стог, и Моргот в темноте их не нашел.

В войске Князя по поводу союза единого мнения не было. Роменион, ясное дело, не мог покинуть повелителя, к тому же он этот союз и начал. Хайлэндер свои политические пристрастия сформулировал так: "Где Роменион - там большая драка, где большая драка - там я, так что я с Роменионом". Где-то половина войска объявила, что им надоело быть не то темными, не то серыми, не то вообще бледно-желтыми в сиреневый цветочек, а побыть светлыми очень интересно, и с радостью согласилась дружить. Зато некий Рауко, существо неопределенной расы, как две капли воды похожее на безвременно и бесславно погибшего Карантира, учинил волнение в другой половине, и они, трижды выкрикнув: "Нолдоров - в Мандос, Моргота - за Грань!" - объявили, что ни на что не променяют свободу и независимость, и ушли, возглавляемые все тем же Рауко или, как его еще называли, экс-Карантиром (кем он по сути своей и являлся).

А в целом все было по-прежнему, по лесам все так же бродили злобные орки, храбрые нолдоры и Лин, у которого с Куруфином упорно рифмовался графин, а связного текста под это не подбиралось. Безобразия и не думали кончаться.

5.

Эпохальных сражений так и не намечалось, хотя Моргот за вынужденное прошлогоднее бездействие оттягивался как мог. Результатом явилось увеличение количества мелких пакостей, устраиваемых нам. Веселая компания во главе с Рауко пока притихла, но и их Моргот сильно доставал. Его можно понять: кто же, как не княжеское войско, не давал ему развернуться? Потом, Моргот явно последовал примеру Ромениона, которого смена противником воплощения заботила крайне мало, и то, что Карантир теперь был с приставкой "экс", дела не меняло. А если учесть, что Князь на отступников очень обиделся, то неудивительно, что жизнь у Рауко со товарищи началась тяжелая.

Роменион в основном был занят общением с Лаурэ. Откуда взялась их дружба - не мог понять никто, поскольку вначале они крупно поругались. Роменион всегда с удовольствием вспоминал свой бой с Куруфином, а Лаурэ за папу обиделся. Надо сказать, что, хотя юного принца любили все, характер у него был еще тот. Если Лаурэ был при мече (то есть большую часть времени), разговаривать с ним приходилось крайне осторожно. Да и по части проклятий на головы всех встречных и поперечных он не отставал от славных предков. На Рауко это создание однажды обозвалось (правда, заочно) "порождением капель пота Сигурда, пролитых им, пока он трясся от страха перед боем с драконом, и праха недощипанной вороны, умершей от смеха при виде такой картины". Вот и Роменион получил в свой адрес много чего в том же роде. Но вскоре они каким-то образом помирились, подружились на всю оставшуюся жизнь, и Роменион вдруг оказался наставником Лаурэ. Тут, естественно, опять начались разговоры в стиле, что от этого проклятого демона ничего хорошего не жди, вот теперь до наследника добрался, один Эру знает, что теперь будет, ну и так далее. Куруфин не реагировал. То ли не верил в то, что говорили о Роменионе, то ли просто не хотел с ним связываться. Так что пока Пришельцу с Востока жилось спокойно (разве что Рауко иногда пытался наехать, но пока еще не очень осмелел). Но быть слишком хорошим ему надоедало крайне скоро, и начинались всяческие развлечения: то Рауко поутру обнаружит изображение дракончика с ехидной мордой, то пара орков, отправившись на закате прогуляться в лес, бесследно испарится (тропа в Мандос никуда не делась, хотя теперь находилась в другом месте), в общем, "все шутят, и все шутят одинаково". Зато не скучно. Хайлэндер тоже пока что маялся от безделья. Как-никак родная ему ситуация выглядит примерно так: чистое поле, посредине Коннор с двуручником, и вдруг из-за угла - вражеское войско. Это еще на что-то похоже. А почти каждодневные стычки с пятью-шестью орками - мелочь и суета, на которую герою размениваться незачем. Оттягивался Коннор на ни в чем не повинных туристах, не подозревающих, что тут происходит. Понятно, ему было далеко до спектакля, устроенного Роменионом и Князем, но многим туристам и его хватало. В общем понятно: сидишь, никого не трогаешь, песенки поешь, а тут вываливается личность ростом метр девяносто (и не одна, судя по шевелению кустов) и в коротких энергичных выражениях разъясняет, чьи здесь владения. Правда, одна компания прогоняться не захотела и сказала: "Ладно, успокойся, уйдем мы отсюда. А ты, воитель, с нами посидеть не хочешь? У нас весело...". Так что и тут Хайлэндер хорошо провел время. Словом, народ развлекался, как мог.

6.

Но увы, течение жизни переменчиво, и никакая развлекаловка не вечна. Вот и сейчас поступило известие, повергшее в траур весь светлый лагерь: от рук воинов Рауко пал наш менестрель Лин.

Ему все и всегда советовали близко не подходить туда, где идет бой, потому что здесь у него никаких способностей не было. На расстоянии Лин был полезен как лучник, но мечом владеть почти не умел. В прошлом году Лин не брался за оружие, помня угрозы Ромениона, но сейчас у него опять разыгрался авантюризм. На его беду.

Лин отправился исследовать окрестности и ждать творческих мыслей в гордом одиночестве, всецело полагаясь на свое положение менестреля. Собственно, гитара за его спиной всегда гарантировала ему безопасность. Но Лин плохо знал Рауко, которому это имя подходило как нельзя лучше. Будучи Карантиром, он еще как-то сдерживал свою темную натуру, но сейчас... Сейчас Рауко знать не желал никаких правил и законов (о великие Валар, где ваше справедливое возмездие?!), равно как и его сторонники. Двоих из них Лин и встретил. Защищался он отчаянно, но недолго. Лаурэ вмешался слишком поздно. Спасти Лина он уже не мог, но и из напавших на него не ушел ни один. А тень менестреля отправилась к Мандосу...

Но каково же было наше удивление, когда буквально через пару часов Лин объявился опять, причем вполне живой. Мало того, он улыбнулся нам: "Привет, существа! Не ждали, что ли?". Тут уже выпали в осадок абсолютно все. Если он узнаёт нас - значит, это не новое воплощение. Каким образом так вышло?!

Все рассказал сам Лин, когда несколько прошла первая волна восторга. Дрался он, естественно, геройски, и если бы не какой-то непонятный пень, совершенно не вовремя подвернувшийся ему под ноги, еще неизвестно, кто бы победил. Но, видно, великие Валар задались целью все-таки устроить Лину большую пакость и потому подсунули ему этот пень. Какое-то время скорбная тень менестреля еще бродила по окрестностям, сетуя на судьбу, но потом все же явилась к Намо.

В Мандосе Лин какое-то время, входя в образ скорбной тени, продолжал сетовать на судьбу. Но вскоре туда же явились и его убийцы, и сочувствия Лин не встретил. Тогда он вспомнил, что на свете бывают не только скорбные тени, но и ангелы с лютнями. Это ему понравилось больше, к тому же гитара у него была с собой. Для начала Лин исполнил свою любимую: "Прощай, любовь моя, прощай, меня зовет Забытый Край". Прочие тени, скорбные и не очень, выслушали его вполне благосклонно. Лин решил, что быть тенью не так уж плохо, и спел "Любовь моя, Тинувиэль", которую знает чуть хуже. Намо несколько занервничал, вспомнив, что однажды в его царстве уже пытались устроить концерт... Лин тем временем еще набрался нахальства и завел: "Слава тому, кто бесстрашен в бою, пусть будет бой этот в жизни последним...". У этой песни он мотива не знает почти совсем, да еще и поет подчеркнуто противным голосом. И вот тут повелитель мертвых не выдержал. На втором куплете Лин был вышвырнут из Мандоса под вопль Намо: "Иди отсюда куда хочешь, можешь быть, кем был, можешь стать кем угодно, только чтоб я тебя здесь не видел!". Тем самым наш менестрель фактически получил подтверждение своего бессмертия. Лин отошел на некоторое расстояние и все-таки допел песню. На словах "Боже, пошли ему легкую смерть! Слава тому, кто осмелился петь!" - уже пришлось спасаться бегством, поскольку скорбные тени и сам Намо уже начали кидаться разными предметами.

- Вот так песня оказалась сильнее смерти! - с пафосом закончил Лин.

- Это как петь, - усмехнулся Роменион. - Ты бы им еще "Мериадока" спел. Тоже, знаешь ли, неплохо звучит.

Отвечать наш воскресший менестрель счел ниже своего достоинства.

7.

Тропа в Мандос. Никого, если не считать нас с Лином. Бояться нечего - для нас эта тропа своего названия не оправдывает. Лин, похоже, занят сочинением баллады о собственной героической гибели, а я вспоминаю, какой все-таки четвертый куплет в "Битве с Сауроном". Все при деле.

Через тропинку перелетает какой-то предмет, отскакивает от дерева, потом от висящей за спиной Лина гитары и все-таки попадает тому по затылку, заставив менестреля прервать патетический заход и помянуть недобрым словом все вспомнившиеся высшие силы. Хотя есть у меня впечатление, что тут действует далеко не высшая и хорошо всем знакомая сила... Я нагибаюсь за предметом (оказавшимся банальной еловой шишкой) и наугад запускаю туда, где на одном из деревьев как-то подозрительно шевелятся ветки. Шишка исчезает. Потом слышится голос:

- Поймал. Немного косо, но в общем ничего.

- Он еще издевается!.. Роменион, теперь понятно, что это ты, и нечего притворяться белкой. Не похож. Может быть, вылезешь?

- А мне и тут хорошо.

- Ты чего там вообще делаешь?

- Сижу, отдыхаю.

- На дереве? Нашел место...

- А что? Очень, кстати сказать, удобное дерево, хоть спи, хоть засаду устраивай. Кому завидно - может присоединиться.

- Еще не хватало! Слезай, говорят!

- Не хочу. Я вредный.

- Это я уже заметила.

- Что делать, квэнта такая. Все равно не слезу.

- Так... Ну держись. Тут, конечно, личность, которой этого бы лучше не слышать, но ты меня достал...

- Шантаж!!! - послышалось откуда-то из листьев, и Роменион материализовался посередине тропинки. Вид у него был взъерошенный. - Леди Арвен, иногда я задаю себе вопрос, зачем в тот памятный день я назвал вам свое имя.

- А я гораздо чаще задаю себе вопрос, зачем в другой памятный день ты свалился на нашу голову.

- Кара Валар, не иначе.

- Пришельцем с Востока эльфами названный, беды бессчетные всем нам принесший... - внезапно ожил Лин.

- Факт, - кивнул Роменион. - У Рауко тоже завелся придворный менестрель - успокойся, с тобой ему не сравниться - и он про меня еще не то говорит. Причем это тоже правда.

- Что неудивительно. Так вот, зачем ты мне назвал свое имя - это на твоей совести, а вот у меня к тебе один вопрос: ты кого там дожидался?

- Могу сказать, что вас, но вы мне не поверите.

- Не поверю.

- А мне никогда не верят. И какой тогда смысл вообще отвечать?

- Ну, тут, конечно, всякие непосвященные...

- Дважды шантаж! Это уже злоупотребление моим единственным проколом. Что делать, уступаю. Я действительно там отдыхал, но не просто так, а совмещая приятное с полезным.

- То есть?

- Рауко в последнее время очень заинтересовался этой местностью, и сюда периодически наведываются его доблестные воины. Собираюсь устроить небольшую гадость.

- Короче говоря, ты занят своей обычной деятельностью. Не будем мешать. И через некоторое время малопонятный возглас сообщил всем трем лагерям, что гадость удалась. Из лагеря Рауко весь вечер слышались страшные проклятия.

8.

Вечер. Сражаться в такое время уже не полагалось, так что оставалось песни петь. Чем мы и были заняты.

Несколько поодаль у Рауко народ затянул "Средь серых скал", причем две гитары никак не могли состыковаться друг с другом и с пением. У нас Лин с головой ушел в импровизации, совершенно в них завяз и вскоре умолк. Роменион что-то негромко напевал, и мы не без труда разобрали: "Услышьте, услышьте, забытые боги, того, кто танцует в пылающем круге...". Звучало жутковато, и ко второму куплету Хайлэндер не выдержал:

- Вот еще шаман на нашу голову! Роменион, ты ничего получше не мог найти? Может, нашу любимую? - на последней фразе он уже конфисковал гитару у Лина, который от удивления даже не успел запротестовать.

- Так, стоп, это ты про которую?

- Ну как же, нашу боевую. Достал меня этот Рауко, пусть знает...

- Начинай.

- тут же подключился Роменион, а за ним - и остальной коллектив, кроме, естественно, Лина, который тут же принял позу типа "фи, варвары". Что-что, а выпендриваться после воскресения он стал еще больше.

На словах "Внемли, луна, услышь, о праотец волков!.." со стороны Рауко донеслось злобное "массаракш", которое, впрочем, напрочь заглушила следующая же строка. "Услышал," - усмехнулся Лин, которому уже немного надоело выпендриваться.

Отозвалась пара разбуженных собак. Непохоже, но при желании сойдет.

Тут перед нами действительно предстало нечто. Оно возникло за спиной у Ромениона, тут же прервавшего игру, и при ближайшем рассмотрении оказалось сонным, но довольно разозленным туристом. Волка оно напоминало разве что взъерошенностью, горящими глазами и скрежетом зубов. В абсолютно непечатном виде турист выразил свою крайнюю неудовлетворенность нашим концертом и горячее желание спать в спокойной обстановке. Роменион, не отвечая, запустил через плечо какой-то круглый предмет. Послышалось чертыхание и звук падения тела. Хайлэндер отделился от коллектива и, наклонившись над туристом, стал тихо, но энергично что-то объяснять. Тот как будто отвечал, но мы уловили только: "А я что? А я ничего... А может, не надо?..". Потом шуршание листьев сообщило нам, что гость решил удалиться, а в следующую секунду в лесу всполошились все вороны от возгласа "Смерть чужеземцам!".

- Никакого в тебе, Коннор, гуманизма, - заметила Эланор.

- Сами хороши. И горе тем, кто перейдет дорогу мне!..

- И горе тем, кто волчьей полночью нас встретит...

Словом, концерт продолжался. Последний куплет явно перебудил все живые существа в радиусе километра, но больше с претензиями не являлся никто.

- Роменион, - поинтересовалась я, - если не секрет, ты чем в него кинул?

- Всего лишь фрисби, - усмехнулся тот. Да уж, ничего такого, что можно кинуть, Ромениону в руки лучше не давать, а то тут будет... Главное, фрисби-то он зачем сюда притащил? Специально от туристов отстреливаться? Разве что...

Туриста, во всяком случае, мы больше не видели.

9.

А вскоре после истории с туристом у нас появился новый член команды.

Как было известно всем, Роменион обожал кошек. На этой почве он ухитрился чуть ли не подружиться с Блиновым, за что был в очередной раз обвинен в колдовстве. Действительно, если во всей округе была хоть одна кошка - очень скоро можно было наблюдать идиллическую сцену ее общения с Роменионом. Взять хоть его прошлогоднюю рыжую подругу, которая ходила за ним хвостом и во всех боях очень за него переживала. А уж вид кошки, у которой какие-то неприятности, Роменион вообще не мог вынести. Что и подтвердилось.

Весь светлый лагерь однажды утром всполошился из-за непрекращающегося мява откуда-то сверху. Обнаружилось, что источником жутких воплей был крошечный черный котенок, залезший на дерево и не знающий, как слезть обратно. На все наши "кис-кис-кис" он не реагировал и только вцеплялся в ветку, не переставая тоскливо вопить. Сила голоса у него, надо сказать, совершенно не соответствовала размерам, и у всех уже уши закладывало. Но тут пришел Роменион.

- Ой, киса... - расплылся он в улыбке и тут же накинулся на нас: - А вы чего стоите? Нет чтобы снять! Слышите, как мяучит?

Слышали мы лучше некуда... Вся проблема была в том, что ветки дерева, где сидел котенок, с виду могли выдержать максимум еще одного такого же. Но было поздно. В Роменионе проснулась любовь к животным.

- Я за ним полезу, - объявил он.

- А не навернешься? - поинтересовался Коннор, скептически оглядывая дерево.

- Не будет вам такой радости.

Ветки прогибались довольно угрожающе, но Роменион тем не менее добрался до продолжающего голосить котенка. Девы-воительницы зааплодировали.

- Хорошая киса... Не бойся, иди сюда. Ну не бойся же... Киса, киса...

Котенок благодарно мяукнул и вцепился всеми когтями в рукав ветровки Ромениона.

- А я и говорю, демон, ему и животные подчиняются, - буркнул Хайлэндер.

Но тут произошел некоторый облом. В самом буквальном смысле. Роменион лазал по деревьям не хуже любой кошки, но вот весил он все-таки значительно больше, и ветка не выдержала. Раздался хруст, и Роменион, кое-как уцепившись за оставшийся сучок, мрачно сказал:

- Ну что, придется прыгать. Эх!..

И действительно спрыгнул, причем ухитрился приземлиться на ноги, продолжая прижимать к груди котенка. Тот от удивления даже замолчал. Под всеобщее "Уау!" Роменион продемонстрировал цель всех акробатических этюдов, вполне умещавшуюся на ладони. "Какая прелесть," - сообщили девы-воительницы, а остальной народ спросил:

- И из-за такого вот стоит себе шею сворачивать?

Роменион не удостоил их ответа. Котенка он предъявил Князю, который торжественно присвоил найденному имя Альпинист и объявил его собственностью Ромениона. Котенок не возражал и потому от Ромениона с того момента не отходил. На деревья он больше не залезал, зато пару раз вечерком подошел к лагерю Рауко и поднял там мяв, а это он умел... Естественно, в сумерках найти черного котенка было невозможно, поэтому такие мелкие пакости Альпинисту сходили с лап, зато у нас они всячески поощрялись. Роменион клялся всеми богами и прочими высшими существами, что котенка не науськивал, но ему, как всегда, не верили - вряд ли Альпинист раньше знал нашу компанию, а теперь он поднимал мяв при одном имени Рауко, что очень мешало всяческим беседам государственной важности.

10.

Неподалеку от тропы в Мандос примостилась милая компания, состоящая из Ромениона с Альпинистом, Лаурэ, Хайлэндера, Лина и меня. Я тут, в общем-то, просто рядом случилась в ожидании чего-нибудь интересного с точки зрения фотографии. Альпинист был всецело поглощен умыванием, самым энергичным образом предсказывая всяческих гостей. Нам, правда, и так было хорошо, кого нам тут еще надо... Роменион какое-то время понаблюдал за котенком, а потом сказал:

- Значит так, существа. Если сюда кто пожалует - а у меня чувство, что Альпинист все правильно предсказывает - вы не вмешивайтесь. Явится какая-нибудь гадость со мной объясняться - сам справлюсь, - народ посмотрел скептически, поскольку меча у Ромениона вроде как не было. - А вы все - и ты, Коннор, тоже - сидите себе в ближайшем кусте. Только лучше не в малине.

- Ты чего? - не понял Лаурэ. - Завозникал кто-то, что ли?

- Да нет, я так, на всякий случай.

И Роменион полез в сумку за бутылкой из-под "Святого Источника", теперь содержащей что-то малопонятное. За эту субстанцию Ромениона уже многократно обзывали отравителем, но он это что-то очень любил, а объяснять, что это такое, отказывался. Я однажды рискнула попробовать - смахивает на зеленый чай или на что-то травяное, вполне вкусно. Мало того, это нечто однажды помогло вылечить от простуды одного из Роменионовых коллег. В общем, загадочная вещь. Правда, после фрисби уже никто не удивлялся, что еще может появиться из этой сумки.

Лин и Лаурэ тихо препирались, у кого лучше песни - у Ниенны или Иллет. Лин стоял за первую, Лаурэ - за вторую, как и Роменион. Вообще Лин всегда лучшим менестрелем считал самого себя, но уж если счел достойным этого гордого звания кого-то еще - стоять будет насмерть. Спор этот шел уже давно и пока без перевеса в ту или иную сторону, поскольку в конце концов либо Лаурэ тихо говорил: "Ох, зря мой дядя Карантир тебя не устранил", - либо Лин принимал эффектную позу и объявлял: "Да что вам, маньякам, понять в высоком искусстве!". Да и за Ниенну он стоял скорее в пику Лаурэ - песни Иллет наш менестрель тоже уважал, хотя на варварские реагировал крайне презрительно. Потом, чьи песни помогли ему обрести бессмертие?..

Хайлэндер тоже был при деле - свистнутым у Ромениона складным ножом придавал куску сосновой коры вид силуэта медведя, вставшего на задние лапы. Медведей Коннор резко зауважал после того, как прочел "Беовульфа". Пришел в полнейший восторг, цитировал направо и налево и на экзамене, вытащив именно этот билет, так сразил Пискунову(*2-2) , вообще варваров не любящую, что даже не отвечал на второй вопрос, которого как раз не знал. Мало того, Коннор в какой-то момент задумался о смене квэнты, но думал недолго. Во-первых, рукопашный бой он всегда не слишком уважал, а во-вторых, Роменион сказал: "А я тогда буду драконом". Хайлэндер вспомнил сюжет и решил, что лучше все-таки оставаться бессмертным, особенно когда постоянно общаешься с демонами. Но книгу он на этой почве не разлюбил, так что и сейчас "Беовульф" лежал рядом. Хорошая книга, толстая, поскольку в том же томе еще "Старшая Эдда" и "Песнь о Нибелунгах". Это Коннор тоже читал, но без такого восторга, хотя "кровавый орел" его сильно впечатлил. Хлебом не корми, дай всякого садизма набраться.

Короче говоря, пока что царила полная тишина и спокойствие. Но недолго.

11.

Лин и Лаурэ продолжали спорить:

- А Иллет, к твоему сведению, с рифмами сильно не в ладах.

- Неточная рифма - главная тенденция поэзии!

- Главная тенденция эстетов, которых не хватает на нормальную богатую рифму.

- Да ты сам иногда такое рифмуешь...

- Попрошу без личностей - это первое. А второе - ты за всю жизнь полторы песни написал.

- Я воин, а не менестрель. Я не обязан!

- А раз не обязан, не разводи критику. Потом, а как же разностороннее воспитание юного наследника?

- А в малину?

- Это не аргумент. Так вот, я говорил...

Продолжить заход Лину уже не дали. Зашуршали кусты, и все ясно услышали голос Рауко: "Вот он!". Коннор рванулся с места, но Роменион жестом приказал ему оставаться, где был. Нет, донарывается наш Пришелец с Востока... Он принял еще более небрежную позу (если это вообще возможно) и сонным голосом сказал:

- Ну да, я здесь. А это кто?.. Опять вы? Ну надо же... И что у вас за талант сваливаться совершенно не вовремя?

- Демон проклятый! - прошипел Рауко. Теперь было видно, что с ним еще четверо. Да еще вон тот куст малины по-прежнему шевелится...

- Во-первых, от Рауко слышу, - отозвался Роменион, по-кошачьи потягиваясь. - А во-вторых, второй год всем твержу, что я простой смертный.

- Это ты-то? Да будь на твоем счету впятеро меньше всякого колдовства, я бы и тогда не поверил.

- Ну что это за жизнь? Никто мне не верит, - Роменион встал, придерживая ветровку на груди. - У вас, я так понял, ко мне дело?

- Никаких у нас к тебе дел нет, демон ты Морготов. Дело у нас только к Мандосу. Известить его о скором прибытии твоего духа! - Рауко схватился за меч.

- Так вот оно что... - улыбнулся Роменион.

- Чего он ждет? - прошептал Коннор. - Да я этого Рауко...

- Спокойно, - ответил Лаурэ. - Роменион знает, что делает. Если он сказал не вмешиваться, значит, не надо.

- Так вот оно что, - повторил Роменион, не переставая улыбаться. - Так бы сразу и сказали.

- И никакие фокусы тебе уже не помогут! Чему ты так рад? Жить надоело?

- Ну что ты так нервничаешь, Рауко? Хотя нет... какой ты Рауко? - Роменион прищурился, вглядываясь в лицо своего противника. - Да, я узнал тебя, Карантир. Когда-то я говорил тебе, что и после смерти найду тебя... а теперь ты сам меня нашел. И ты... и твоя гвардия. Ну что ж, я знал, что когда-то так и будет... спокойнее, - жестом остановил он снова схватившегося за меч Рауко. - Что же так переживать? Я один и, как видите, безоружен, так что вы меня, естественно, прикончите. Меня это нисколько не удивляет. Пожалуй... да, пожалуй, осмелюсь сказать, что мне все равно. Я отправил к Мандосу столько народу, что просто ради справедливости кто-то должен отправить туда меня самого. Повторяю, мне все равно. Даже интересно лично посмотреть на того, кого я так завалил работой. Только знаете что?

Рауко подозрительно взглянул на Ромениона.

- Не надейтесь, что это будет так скоро! - выкрикнул тот, на одном движении сбрасывая ветровку и выхватывая меч, до сих пор спрятанный под ней так, что с полуметра ничего не было заметно. Воины Рауко попятились, но очень скоро опять осмелели, и началось...

12.

Следуя приказу, мы пока что тихо сидели в ближайшем кусте и наблюдали за всевозможными чудесами фехтования.

- Бой впятером на одного стал поединком для него... - вдруг совершенно не в лист прорезался голос у Лина (забывшего свою нелюбовь к Иллет), но Лаурэ крепким дружеским рукопожатием мгновенно утихомирил менестреля.

На самом деле лично Рауко в бою участвовал мало и только периодически разражался возгласами типа "Да прикончите же этого демона!", на что Роменион только улыбался. Вот уже один из его противников не отреагировал на выпад, и Роменион сообщил:

- Не хотелось бы тебя огорчать, но ты убит.

- Всем вам в Мандосе место, а тебе - первому! - опять прорвало Рауко.

- Только после вас, сэр, - галантно поклонился Роменион. Пока все складывалось явно в его пользу, но...

- Светлых - в Мандос, Моргота - за Грань! - несколько изменил свой вечный лозунг Рауко, и из ближайшего куста малины вылезло еще пятеро его верных воинов.

- Не самый удачный ход, - сообщил Роменион. - Во-первых, свинство, а во-вторых, вас тут для этой тропинки многовато. Только друг другу мешаете.

Ответом было тихое, но яростное шипение.

- И вообще, принц Карантир, что же вы стоите в стороне? Нет чтобы собственным примером... ну вот, это уже лучше, - улыбнулся он, увернувшись от удара.

И тут бесстрашный Хайлэндер не выдержал.

- Не могу больше смотреть на такое свинство! Эй, Роменион, я с тобой! - крикнул он, взвиваясь на ноги. - За Белерианд и свободную Шотландию!

От такого оригинального захода Рауко несколько выпал, за что едва не поплатился. В последний момент какой-то гвардеец заслонил повелителя собой и благополучно отправился к Мандосу, проклиная всех и вся, под Коннорово "Бей нечистую силу!". Уже восемь против двоих, явный прогресс.

- Роменион - мой наставник, за непослушание он мне голову оторвет, - прошептал нам с Лином Лаурэ. - Но Коннор прав, не могу смотреть на эти безобразия. Айя эленион анкалима! - зазвенел его голос. И первый же обернувшийся дорого заплатил за невнимательность...

- А у меня, между прочим, лук с собой, - вспомнил Лин. - Леди Арвен, не могли бы вы подвинуться? - он чуть приподнялся, опираясь на пень, и метким выстрелом свел число нападавших к шести.

- Лин, не лезь! - обиделся Хайлэндер. - Шесть на троих - это даже неинтересно... ой, нет, уже пять. Совсем делать нечего.

Рауко буквально исходил жуткими проклятиями, какие и не снились всему Дому Феанора, вместе взятому, но проку от них было мало - перед тремя непобедимыми воинами его гвардия таяла буквально на глазах. Очень скоро экс-Карантир обнаружил, что остался один против Ромениона - Лаурэ и Коннор почтительно отошли.

- Забыл, безрассудный, о скорбной участи воинов тех, что выходили с Роменионом на поединок... - снова ожил Лин. Да уж, история повторяется. Несколько минут активного скакания через бревна и прятанья за стволы - а потом Рауко действительно разделил эту скорбную участь.

- Достал ты меня, Карантир, - устало вздохнул Роменион. - Нельзя же быть таким настойчивым.

Он взглянул куда-то вверх и сообщил с обычной усмешкой:

- Прости, Намо, но сегодня ты меня вряд ли дождешься. Видимо, судьба нам с тобой общаться исключительно на расстоянии. Впрочем, скучать тебе сегодня тоже не придется, вот этот десяток - твой. Не буду брать себе чужие заслуги, это работа также Коннора Хайлэндера и Лаурэ, сына Куруфина, если тебя это интересует. А я на твои чертоги полюбуюсь в другой раз.

Потом он обернулся к нам:

- Ну что, мы это сделали! И да прольется кровь врага...

- И да прольется кровь врага, и да восславится вовеки волчье имя!!! - тут даже Лин не смог промолчать.

13.

У светлых царило всеобщее ликование. Роменион был объявлен величайшим героем нашего и ненашего времени, и только что не образовался конкурс эскизов памятника. Сам наш непобедимый герой сказал только одно:

- Моргот знает что творится. Ты, можно сказать, стараешься, устраиваешь все возможные и невозможные пакости, а в итоге оказываешься вполне хорошим. И куда пошли все труды?! Но его не слушали. Попал в герои - не возникай.

Мало того, недобитые остатки мятежников, ушедших с Рауко, потеряв предводителя, явились к Князю с просьбой о мире. Тот великодушно простил эту компанию, что вызвало новую волну всеобщего ликования.

И много славного еще совершилось в то памятное лето, и много побед одержали храбрые нолдоры и воины Князя над злобными орками, и много подвигов свершили Роменион, Пришелец с Востока, Лаурэ, сын Куруфина, и Коннор Хайлэндер, да и остальные тоже, но о том уже не будет речи в этой саге. Рассказу же моему теперь конец.

29. 07. 99. 19-30.

Примечания к части II.

(2-1) Условное наименование групп, где основной язык - французский.

(2-2) Лектор по истории зарубежной литературе Средних веков. Нежно любит христианских философов и Данте, а варваров, следовательно, нет.