Стихи Гагуа с исрабарда.

http://www.israbard.net/israbard/personview.php?person_id=1030276984&page_id=songs

Гагуа Дмитрий

Инфо E-mail Тексты и Аудио Дискография Обратно

Гагуа Дмитрий Валерьевич
Автор

Родился 26 августа 1969 года в Тбилиси. Жил в г.Тбилиси.
Зaкoнчил три курсa Тбилисскoгo Мeдицинскoгo институтa, пoслe чeгo рeшил прeкрaтить зaнятия в нeм (в 1988 гoду).
С aпрeля 1987 года участник тбилисского КСП "Лоза".
В июне 1987 г. организовал вместе с Гиви Чрeлaшвили клуб авторской песни "РИФ" (КАП "РИФ" ) в г. Тбилиси.
Лaурeaт aвтoрскoй пeсни в Бaку (aпрeль 1987 гoдa),
Хaрькoвe (Эсхaр, oктябрь 1987 гoдa), Рoстoвe (мaрт 1988 гoдa) и Киeвe (aпрeль 1990 гoдa).
В 1994 году эмигрировал в Израиль. Жил в Иерусалиме,Бат-Яме, ныне живёт в Холоне.
Пeсни пишeт с 1986 гoдa.

Песни можно послушать здесь

Информация с сайта: http://www.bards.scn.ru

Гагуа Дмитрий

Инфо E-mail Тексты и Аудио Дискография Обратно

Название	Текст	MP3
1. 1825 - 1855 (Музыкальная шкатулка...)
2. 29 февраля (Последний день зимы. И если петь - то петь...)
3. Ars magna (Проницая суть событий...)
4. Canzone (В твоем дому поёт июнь...)
5. Chanson d hivere (Она умеет летать...)
6. Danse macabre, marche funebre. * (Туш. Финал. И только осень...)
7. Deja vue (Начинаемо с деепричастного, с пол-оборота...)
8. Epiphania * (Льдом...)
9. Epistula sola (Издалека в прекрасное далеко...)
10. Hor. Carm. III, 30. * (Я воздвиг, завершил этот памятник меди прочнее -...)
11. Mala aria (Сквозь кружево изящных вееров...)
12. Mr. W. H. (Такой туман - хоть наводи мосты;...)
13. Scholasticus (К седьмому дню уже завершены...)
14. Scriptor (О, схоластичного ума...)
15. Summa autumni (ст.) (Звонкая синяя осень...)
16. The blues in A-dur (Когда поёт нам черный кот по кличке Март...)
17. Андрей Рублев (Как перепуганная птица...)
18. Антиполиткорректный романс. (За стеной поёт романсы...)
19. Ах, вина из Бордо к вечернему столу... (Ах, вина из Бордо к вечернему столу...)
20. Баллада о гражданине Почти и гражданке Уже (Как-то раз гражданин Почти...)
21. Белый сонет (ст.) (Не первая уже - очередная...)
22. Божественный Логос... (Божественный Логос - предчувствие слога...)
23. В вечернем платье цвета кошенили... (ст.) (В вечернем платье цвета кошенили...)
24. В сочельник, в час, когда звезда Царя... (В сочельник, в час, когда звезда Царя...)
25. Веретено (Вот и пришла пора прясть...)
26. Винсент (Оранжевый мистраль, вечернее бистро...)
27. Воздушные шары (Уже почти совсем светло...)
28. Вокзал почему-то окажется Курским... (Вокзал почему-то окажется Курским...)
29. Восток (Ни мысль, ни страсть, ни ярость, ни восторг -...)
30. Гитики (ст.) (Что за бездарное, сударь, утро;...)
31. Глядя небу глаза в глаза... (Глядя небу глаза в глаза...)
32. Голоса дочерей Мнемозины... (Голоса дочерей Мнемозины...)
33. Городской романс (Непонятно, что это такое - рояль или бильярдный стол...)
34. Да? Ну и что?.. А я-то думал... (Да? Ну и что?.. А я-то думал...)
35. Дедал (Создатель лабиринта Дедал...)
36. Езда в остров любви (Я веду аскетичный образ жизни монаха...)
37. Женский романс в полсотни строчек (Раздавая долги нищеты...)
38. Забвение (У моря, на горе - святилища руины...)
39. Замок Дукс (В Богемии, в декабрьской глуши...)
40. Изольда (По морю, по синему морю, по белому свету...)
41. Икебана (Как с розы лепесток за лепестком...)
42. Икона. Благовещение. (А когда открылись сроки...)
43. Искушение дождем (Да будет дождь, как поцелуй...)
44. Как лебедь Сен-Санса... (Как лебедь Сен-Санса...)
45. Колодец (Всё сны, дурные сны - кругами по воде...)
46. Кошачье танго (Отсыревшая кошка на мусорном баке...)
47. Купание нимф (Вот древний дикий лог, сокрытый от Эвксина;...)
48. Лейтенант Новгородцев (Где-то там, на куличках, в забытом глухом гарнизоне...)
49. Машенька (Опустила ресницы -...)
50. Мерани (Я пришпорил коня, позабыв о привычной дороге...)
51. Метр, филосoф и чернокнижник... (Метр, филосoф и чернокнижник...)
52. Мой ласковый и нежный зверь... (Мой ласковый и нежный зверь...)
53. Мужской романс (Порастратив по пьяни всех слов серебро...)
54. Мы скачем без дорог... (Мы скачем без дорог...)
55. Натюрморт. Зима. (Они пошли, как видно, спать...)
56. Немея (И звероборец шел один сквозь чащу леса...)
57. Новый Кандид (ст.) (из возможных миров. То есть, лучшее - это мираж...)
58. Ностальгический романс (И снова сладкий дым сбывается как осень...)
59. Ночь Онегина (Всю ночь, одетый...)
60. О, Мария (О, Мария, царица рая...)
61. Огигия (Густая ночь. Аттический прибой...)
62. Одиннадцатое марта (Запах снега трезвит и трезвонит сквозь белую муть...)
63. Оркестр исполняет дождь... (Оркестр исполняет дождь...)
64. Орфей (Когда тебе пою, когда пою тебя...)
65. Отъезд и дождь. Ах, Боже мой... (Отъезд и дождь. Ах, Боже мой...)
66. Павлин (Наступает сезон звездопада...)
67. Памяти А.М. (ст.) (Всю ночь - зима, всю зиму - ночь...)
68. Подпоручик Арлекин... (Подпоручик Арлекин, сдвиньте-ка набок треуголку...)
69. Полдень (Посерели, выгорели травы -...)
70. Последний романс (Здравствуй, девочка-смерть...)
71. Праздник (Отглаженный, побритый весь помощник палача...)
72. Пророк (Покуда жисть не скажет нам - "Прощай!"...)
73. Простенький романс (Жёлтый одуванчик у забора...)
74. Прощание с Боккерини (Дирижер взмахнет смычком тяжелым -...)
75. Раав (ст.) (Вот и пуст твой дом, и снова...)
76. Рим твоих времен (мы молоды. Подумать только, Марк -...)
77. Романс Отрепьева (Вот и осень. И крылатый табор...)
78. Рядом с тобой мне вновь шестнадцать... (Рядом с тобой мне вновь шестнадцать...)
79. Свобода (Мы любили её, как бабу -...)
80. Сказки минувших дней (Я вспоминаю сказки...)
81. Слава нашим богам ! (Слава нашим богам !...)
82. Сны корнета Какаду (ст.) (Листья падают наземь, на зиму...)
83. Сонет к зубной боли (Задумайся над сутью бытия...)
84. Стансы на полях судового журнала (ст.) (с криком "Полный вперед!" ковчег швырнуло на лед...)
85. Старый грязный рок-н-ролл (Мама мыла раму, Рама лапал маму за...)
86. Строевой вальс (От первых и до последних...)
87. Сумасшедший (Сумасшедший, как есть - сумасшедший...)
88. Тепидарий (Дух мирры умащал наложниц молодых...)
89. Целый день дожди, дожди... (На столбах лохмотья содранных афиш...)
90. Циничный романс (Перед зеркалом в рост, в тяжёлой старинной раме...)
91. Этюд (Играй по старой памяти, играй...)
92. Я забуду твой голос... (Я забуду твой голос, походку, абрис...)

1. 1825 - 1855

Музыкальная шкатулка,
механический мотив;
да на память о прогулке -
поцелуй плакучих ив.
То ли отклик, то ли окрик,
то ль какой ориентир:
белый кант по влажной охре -
николаевский ампир.

И темна вода в озерах,
и мелка беда в горсти.
Осень вспыхнула, как порох -
не простить и не спасти.
Утомленны и манерны,
кони тронулись в вояж;
по следам кареты Стерна
юность правит экипаж.

Так стучат, стучат колеса,
умыкая сквозь пикет
ту любовь, которой сносу,
как тогда казалось, нет.
Но падет звезда, как орден,
на простреленный мундир -
то мелодию выводит
твой карманный репетир.

Музыкальная игрушка,
заведенная тоска.
Выпьем с горя, на полушку! -
свистнет ветер у виска.
Мерно кружатся фигурки
на резьбе, на винтовой...
Первый снег летит в мазурке
над дворцовой мостовой.

Так чеканят шаг корнеты
на Сенатской в декабре -
каблучками по паркету,
по периметру каре.
Над пороховою гарью
с-под печати сургуча
взвился росчерк государя
Николая Палыча.

На колонне стынет ангел,
крылья вздыблены крестом.
Песнь шарманки вдоль Фонтанки,
под Аничковым мостом.
И, носимые метелью,
здесь заводят разговор
то чиновник без шинели,
то безносый маиор.

Вот и музыка умолкла.
Знать, пружинка подвела.
Никого кругом, и только
вдалеке - колокола.
Над Невой, густой и черной,
и подняться б, да невмочь.
Это - Спас Нерукотворный
светит, теплится всю ночь.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

2. 29 февраля

Последний день зимы. И если петь - то петь
до первой хрипоты, стирая пальцы в медь,
досадно переврав последнюю строку.
Как было там? Бог весть... Вольнo же дураку!

Прости мне то, что слог слегка высоковат;
я буду петь свое, пусть даже невпопад,
пусть даже о любви. О, лепет легких лет -
придуманная блажь, ворованный куплет.

Я слишком долго так - беспечен и блажен,
забыл, что в этот год зима длинней на день.
Когда бы та капель! Но след ложится в снег,
и кажется - зима длинней на целый век.

И тянется февраль, как мутный белый сон
из невесомых слов - бессонницей в висок,
и, путаясь в словах, о главном до зари
пытается сказать, но не договорит.

В последний день зимы за тридевять земель
шепчу тебе про все, что так и не успел,
и где-то за углом поет случайный хор
мой уличный романс с аккорда ля-минор.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

3. Ars magna

Проницая суть событий,
прозревая в толщу недр,
без какой особой прыти,
без изысканных манер,
тёмной мудрости во имя,
бледной немочи назло
золоти огнём, алхимик,
как пилюлю, ремесло.

Не ваятель, не воитель,
но феномен и талант -
флорентийский отравитель,
королевский некромант;
чёрным варевом в сосуде
пузырится эликсир,
на весах песчинкой - люди,
на глазу соринкой - мир.

Что не сможешь - то сумеешь
просчитать и объяснить;
Бог взыскует наших зрелищ,
дни вытягивая в нить,
и манят нелёгким хлебом,
и влекут куда-то вдаль
то ль заведомая небыль,
то ли форменный Грааль.

За пределом одиночеств,
с вечным мраком визави,
разгадай, промежду прочих,
тайны смерти и любви.
Но глумливо так хохочет
над тобою из-за штор
генератор злых пророчеств,
неисправный эгрегор.

Здесь, глядясь в зеркальной бездны
потемневшее кольцо,
не отыщешь, если честно,
ни начал и ни концов,
только всплеск - как будто б в воду,
только жар - как от огня,
только ветер дунет с лёту
горстью праха для меня.

Собирайся в палестины
ко святой ея земле
под хоралы Палестрины,
под сонеты Дю Белле
одиноким крестоносцем,
венценосным скрипачом -
это просто сердце бьётся,
мы же вовсе ни при чём.

Заклинай мои стихии,
сочиняй свои стихи,
да в столетия глухие,
знай, замаливай грехи,
ни Фавора, ни Сиона
не сокроет первый снег,
сопричтут тебя к масонам -
не отмажешься вовек.

Состоя в великом братстве,
в карнавальном кумовстве,
герметическое блядство
прорекая в естестве,
вызывай в хрустальном шаре
ослепительный катрен,
белокурый бестиарий,
кареглазый рифм гарем.

Но расставила, незрима,
неизвестно чья рука
в небе Иерусалима,
словно знаки, облака.
Не грусти же, вопрошая
о судьбе, которой нет,
мы-то оба точно знаем -
не обрадует ответ.

От обиды, от позора
ты уйдешь, не чуя ног;
где на рынке мандрагора -
два денария пучок,
у приятеля Марселя
по приемлемой цене
купишь попку из борделя,
пусть кричит себе "Jamais"!.

Ночь выносит канделябры
и эфир поёт навзрыд,
и горит абракадаброй
звёздный шифр эфемерид,
приоткрывшиеся тайны
и несбывшиеся сны
тонут в золоте молчанья,
в мёртвом свете тишины.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

4. Canzone

В твоем дому поёт июнь,
В моем — безмолвствует февраль.
Июнь — как паж, пригож и юн,
Февраль — как страж, закован в сталь.
И вечен полдень на часах,
на солнечных, в твоих садах;
и полночь сеет вечный срок
песком в песок, в седой висок.

Играй в любовь мою, июнь,
шестеркой приручённых струн,
пока февральская метель
приплясывает под свирель,
едва касаясь шёлка щёк,
как ветерок на вираже.
Всё то, что для тебя "ещё",
то для меня давно "уже".

Достало б плеснуть чернил
навзрыд во тьму, поверх имён.
Июнь напомнить мне забыл,
февраль забыть напомнил сон
о том, что время лечит боль,
о том, что горе не беда.
Но глаз твоих желтофиоль,
в моих — застывшая вода...

Когда б не ложь календарей —
то с умыслом, то невзначай!
Я просыпаюсь на заре
и говорю тебе: "Прощай".
Голубизна твоих небес —
невесть какая пастораль.
А у меня сегодня здесь
по-прежнему — февраль. Февраль.

Размер файла:	2.8 Мб
Продолжительность:	01:57
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

5. Chanson d hivere

Она умеет летать
почти наяву, почти без слов
она даёт понять,
что ей обрыдла игра в любовь;
так пресен букет вина,
и скуден мой словарь,
когда проходит она -
мадемуазель Декабрь.

Она всё так же одна,
и так же умна, горда, права,
неведомо чья жена,
не всё ль равно - чья вдова;
пусть мимо летят года,
но и по сей день, как встарь,
она для меня всегда -
мадемуазель Декабрь.

Объект пубертатных грёз,
субъект сумбурных речей,
пугавшаяся всерьёз
тех - юношеских - прыщей,
мелком по доске цифирь,
училка, зануда, тварь,
фригидная, как псалтирь,
мадемуазель Декабрь.

Указка, очки, mon Dieu,
капрон ажурных колен,
ввергающий в забытьё;
всё прочее - прах и тлен!
Плюс невозмутимый взгляд
и запах "Magie noire" -
постой, обернись назад,
мадемуазель Декабрь!

Быть может это и есть
парад, триумф на все сто,
её запоздалая месть -
подарком на Рождество,
как липкий ночной кошмар,
хрустальный финальный кадр-

И снова звучит мотив
французской песни без слов;
то линии перспектив
звенят об углы домов.
Озябшие города
укутав в муар и хмарь,
уходит в никогда
мадемуазель Декабрь.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

6. Danse macabre, marche funebre. *

                      "Всё смешалось в общем танце,
                        И летят во все концы
                        Гамадрилы и британцы,
                        Ведьмы, блохи, мертвецы."

                                          Н.А. Заболоцкий

                      "Бесконечны, безобразны,
                        В мутном месяца игре
                        Закружились бесы разны,
                        Будто листья в ноябре."

                                        А.С. Пушкин

                      "Разрешите мне, метр, - заговорил он, -
                        свистнуть перед скачкой на прощание."

                                        М.А. Булгаков

Туш. Финал. И только осень
Издает прощальный свист;
Листья с силой бьются оземь,
По спирали рвутся ввысь,
Мчатся ведьмами на шабаш
В неоплаканный декабрь.
То не вальс уже, не чардаш –
Пляска смерти, danse macabre.

Так хохочут вдовьи ночи:
Лязг ключей да чад свечей.
Рожу корча черной порчей,
Авва отче, я – ничей!
Не меня влекут в Валгаллу
На носилках из щитов,
Не моя в резном бокале
Стынет сцеженная кровь.

Что ты медлишь, тянешь, что ты
Душу травишь песней злой?
Даль сочится конским потом,
Небо крашено золой.
С треском лопаются угли
Под ногами плясуна,
От огня ли, от потуг ли
Обрывается струна.

Это рослые подростки
Жгут костры в багровый дым,
И на каждом перекрёстке
Вьется вихрем огневым
Не канкан, не вальс, не полька,
Только ветра драный тембр,
Только листья пляшут, только
Danse macabre, marche funebre.
_____________________________________
* - Danse macabre (фр.) – пляска смерти
    Marche funebre(фр.) – похоронный марш

Размер файла:	0.8 Мб
Продолжительность:	01:58
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

7. Deja vue

Начинаемо с деепричастного, с пол-оборота,
как к чужому замку, подбирая стальные слова,
манифестом, декретом, энцикликой "Хрен вам, уроды!"
объявляя свободу, даруя фавор и права,
и по кругу, по кругу, по кругу по-над временами
(до таких - никогда и не чаялось - не доживу)
ощущаешь порой, что уже это всё было с нами,
это всё уже видано, это - оно, дежавю!

Осторожней Фомы и циничнее Экклезиаста,
вожделенного неба касаясь немытой рукой,
пусть не плотью, не кровью, но духом причастные касте,
белой кости, да масти той чёрной, козырной такой -
по непрочному первому льду наведя переправу,
на два берега, как на два голоса, стонет декабрь,
и немое каре рассыпается вольной оравой -
не Вараввы, а всё ж не тебе присягнём, государь.

И пошло, понеслось белой песней метель ли, погоня -
мол, никто не спасётся, не выживет, только вели!
А на том берегу, вороные холёные кони
резво мчат вестовых, не касаясь копытом земли.
И в цветастом, дурацком плаще, заводным арлекином
вылезая с возка, ты опять обращаешься к нам,
распинавшим в себе, да не Божьего - сукина сына
мокрым снегом по спинам, картечью по мраморным снам.

И уже всё, что видано, слыхано, сказано, пето,
всё, что люблено, сгублено, скуплено в рост на корню
обезглавленной алой победой, как мелкой монетой -
две-три жмени на рубль - никого ни за что не виню,
сам такой! - всё, что слеплено, сцеплено кровью и потом,
всё, что сызмала приберегалось, что грел в кулаке,
просто прожито, прождано, прожжено, продано скопом,
то ли пропито разом - не помню, в каком кабаке.

По мою ли, по чью бы там душу, по вящую славу,
то по галсу петляя зигзагом, то наперерез
снова Финским заливом по льду ковыляет картавый,
не помянутый к ночи, в пальтишке и кепочке бес.
По Полярной крамольной звезде выверяя фарватер,
наводя указательным лоск на Лепажа курки,
что же ты не скомандовал "Пли!", слышь, братан император,
что же это, mon frere, ты не поднял ту мразь на штыки!

Как бы славно жилось, как бы сладко спалось до полудня,
ни пером и ни в сказке, а былью б - хватило на всех.
Но приходят и длятся промозглые серые будни
голой дыркой от бублика, сном со среды на четверг.
Вот и прут бирюзовые черти да красные бляди,
из-под зеркала лгут, будто с кожи срывают лоскут;
жаль, слабо - в белом шарфе при полном гвардейском параде
приложиться, врачуя мигрень, табакеркой к виску!

Не в чиновной шинели, не в шитом боярском кафтане,
в летнем кителе выйдешь к полкам на заснеженный плац,
а навстречу друг другу - восстанье, шатанье, братанье -
через реку летит сквозь тебя, благородный паяц,
обнимаясь со всеми - с такими родными врагами,
каждый с каждым, на лица не глядя - свои, без имён!
И лишь мне одному, вдаль идущему меж берегами,
смотрит вслед из своей, вмёрзшей в лёд, плоскодонки Харон.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

8. Epiphania *

Льдом
покрыта,
замерла река -
беда! -
а берега плывут,
плывут в тумане белом...
Холодна да глубока
молчит вода;
ей,
воде,
до нас вообще нет дела
никакого.
Здесь, на этом берегу,
на берегу пологом -
берегу ль себя, не берегу -
обрывается дорога,
зги ни видно.
Да катается январь
красным яблоком по блюду.
Это - киноварь, не кровь, сударь!
Да и золото
не золото -
полуда.
А на другом,
на крутом,
на берегу,
то ль от воли, то ль от ярости немея,
по лодыжки, по тонкие в снегу
извивается, пляшет Саломея
в такт
биенью
сердца ли, струны ли, бубна.
Только
это
все напрасно -
козырь крести.
Утро
бьет наотмашь,
ночь
целует в губы
крепко.
Да не благою ж вестью
живы -
слезой, баландой, хлебом
подле
пиров, острогов, торжищ -
напрочь
забыли цвет
неба.
Лишь
душу
не перетопчешь...
Берега
по-над рекой
плывут в тумане,
чуть
кивая вдаль.
Вот и небо:
воля да покой,
белая тоска,
синяя печаль.
Посреди зимы
разломило лед,
крыльями взметнув
за облака.
А над глубиной
по воде плывет
красное
твое
яблоко.

* Epiphania (лат.) - праздник Богоявления

Размер файла:	1.4 Мб
Продолжительность:	03:16
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

9. Epistula sola

Издалека в прекрасное далеко
пишу тебе, не льщу себя ответом,
о том, как жизнь разматывает сроки
по строкам, что не сложены, не петы.
А время птицей замерло бескрылой
над сладким чадом - родины ль, пекарен...
Прости, что слог не столь эпистолярен -
видать, опять бумаги не хватило.

Издалека, за тридевять напрасных
земель, морей, чего еще - не знаю,
я все твержу, слова бросаю наспех,
шепчу, пою, - без устали, без края.
В чужом краю судьба - как соль морская;
щекой к земле прижмусь осиротело,
она - чужая - горечью пригрела
и ни на шаг уже не отпускает.

Издалека, как нищий в воскресенье,
тяну ладони бабочкой на пламя.
Меж нами - бездна полночи осенней,
мерцает одиночество над нами.
Издалека - ни вздоха, ни упрека;
лишь немота звенит вослед ноктюрну,
где наша смерть фальшива и бравурна,
где жизнь сама - прекрасное далеко.

* Epistula sola (лат.) - единственное письмо

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

10. Hor. Carm. III, 30. *

Я воздвиг, завершил этот памятник меди прочнее -
не тягаться с такой высотой пирамидам царей;
и ни гибельный ливень, ни ярость потуг Аквилона
не способны его ниспровергнуть, ниже несочтенных

долгих лет череда и стремительный времени бег.
Так, не весь я умру, ибо частью себя наибольшей
избегу Либитины: вновь будет посмертному мне
воздаваться нетленная слава, доколь в Капитолий

по ступеням восходит понтифик с безмолвною девой.
Знаю, скажут и там, где неистовый Авфид бурлит,
где и некогда Давн, скудный водами, властвовал грубо
над селян племенами, что ныне взросли из низов -

первый я был, который сумел эолийские слоги
перепеть на тугой италийский манер. Будь горда же
вдохновенья трудами во славу твою, и дельфийским
мне заслуженным лавром главу, Мельпомена, венчай.

* Hor. Carm. III, 30. - Гораций. Лирика. III, 30.

Автор слов:	Гораций Флакк, пер. с лат. Д.Гагуа
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

11. Mala aria

Сквозь кружево изящных вееров
лицо скользит зеленоватой тенью:
болотная, разжиженная кровь,
холодных губ холеное презренье.

Как в зеркалах свинцовых вечеров,
качнувшись, застывают отраженья
красавиц, чей румянец нездоров,
но верный знак озноба и мигрени.

Всё это - бред. Точнее - карнавал.
Здесь черных масок вычурный оскал
низводит бытие до силуэта,

и выпукло к ладони льнет стена.
Но, всё-таки, в какие времена
нас выведут ведуты Каналетто?

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

12. Mr. W. H.

Такой туман - хоть наводи мосты;
в бойницах спят продрогшие вороны,
за Тауэром - белый мрак. А ты
опять убит на площади Вероны.

Тебя всегда влекло на юг, ведь сплав
хмельного итальянского "amore"
с уверенно-сухим британским "love"
звенел, как ветер над простором моря.

Жизнь, всё же, продолжается. Туман
теперь отчасти заменяет небо.
И только сны - отчаянный дурман
Италии, где ты ни разу не был,

тебе даруют авиньонский лавр,
мой смуглый лорд, мой англиканский мавр.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

13. Scholasticus

                                     И бысть свет."

                                          Быт. I,3.


К седьмому дню уже завершены
все времена, от алефа до тава;
расписаны по вечному уставу
земные и небесные чины.

Так до поры, не ведая цены,
мир воплощает слово к вящей славе,
доколе Агнец не замкнет октавы
над ликом вод, над зыбью тишины.

Вглубь, вспять, во тьму! К исходной вспышке света!
От века на века пребудет лето
благоприятно! Пламень не потух -

пресуществлен в единое начало,
то, что животворило и венчало:
"Аз есмь! " - нисходит Голубь. Голос. Дух.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

14. Scriptor

О, схоластичного ума
тщета и скудость экзегезы,
когда не плоть - душа сама
каленым схвачена железом!
Вот, серп дугой сверкнет, и кровь
стечет на грубый дикий камень...
Но шкуры закланных тельцов
пошли, вестимо, на пергамент;
та девственная белизна
под натиском скрипучей пемзы
звенит струной, как тишина,
незаполняющая бездну.
И некто - аноним, писец -
склонился трепетно над свитком;
лучину укрепив в светец,
он нижет бисером на нитку
дыхание тех самых слов,
что умерли в немой гортани.
Там, как запекшаяся кровь,
чернеют лезвия и грани
священных букв, чей тайный жар
откроется почти наощупь.
И строки в пламени дрожат,
и саламандрой вьется росчерк.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

15. Summa autumni (ст.)

I.

Звонкая синяя осень.
Полдень. Шкворчащий запах
жаренного на темном
оливковом масле тунца.
Коты воровато прячут
усмешки в коротких лапах,
потягиваясь и пружиня
нежатся у крыльца -

голые камни теплей
и глаже коленей женщин.
Ближе к вечеру тени
туги, как хороший чулок,
да трава, выгорая,
белеет себе из трещин
между камней, сведенных
наподобие ног.

II.

Мы беременны осенью:
криками чаек, боем
часов на башне, глядящей
циклопом в морскую даль.
Ставни скрипят на ветру,
раскладываются вдвое;
звуки слипаются, словно
лабух жмет на педаль.

Это песнь плода: тычинки,
пыльники, пестик, завязь
или, сколько угодно,
влажные ложесна.
Араб из фруктовой лавки
томно переплавляясь
в лиловую камасутру,
брызжет каплями на

волосяную подстилку.
Гулкое медное блюдо
отражает соленый
левантийский мираж:
оседлав рыжим местом
траченных молью верблюдов,
обнаженные леди
Годивы едут на пляж.

III.

Средиземное море,
лежбище сонной плоти -
чресла, лядвеи, перси
вповалку, почти внахлест, -
соревнуется с полем
битвы варваров против
римских копий Праксителя.
Свой классический рост

обрезая по бедра
острой пеной прибоя,
белотелая нимфа
изгибается в стон.
То - поднырнувший метко
вытянутою губою
в несверленую раковину
жадно свищет Тритон.

* Summa autumni (лат.) - итог осени

Автор слов:

Гагуа Дмитрий

16. The blues in A-dur

Когда поёт нам черный кот по кличке Март,
тогда немотствуют святые серафимы,
похмелье плещется в висках,
          Отчизна тлеет сладким дымом,
и всё напрасно, и никто не виноват.

Я выхожу в сырое утро, в мелкий дождь.
Прощай, Годива, не тужи одна в постели!
Для этих мелочных обид
          мы просто оба повзрослели,
а если чуть и постарели - ну, так что ж?

Пока поёт нам черный кот по кличке Март,
а небеса грохочут кровельным железом,
я, возжелав и возжалев,
          шагаю прочь смурной и трезвый,
и зонт в руке моей - как скипетр иль штандарт.

Проходит будущее песенке вослед,
и пуще прошлого оно необратимо:
уже, увы, не назову
          тебя, любимая, любимой,
по той причине, что любви на свете нет,

а есть лишь дождь да песнь кота по кличке Март.

Размер файла:	3.7 Мб
Продолжительность:	02:31
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

17. Андрей Рублев

Как перепуганная птица
под сводом мечется псалом.
Надев на тело власяницу,
смятенный инок бьет челом,
как будто холод той плиты
погасит яростное сердце.
Ах, если бы! Но страстотерпцу
не убежать от суеты.

Там, за порогом - кровь и слезы;
в бессильи стиснутый кулак
таится мстительной угрозой,
зудит, желая новых драк.
Ржет конь и скалится монгол;
земля хрипит, устав от боя.
Боец клинок обтер травою,
и в церковь иноком вошел.

Вплетая в пение заботы,
терпенье ближних возлюбя,
он жадно молит за кого-то,
а уж потом и за себя:
- Меня учили: "Не убий! ",
но как связать судьбу и книгу?
Мы столько лет живем под игом.
Господь, утешь и вразуми!

Как перепуганная птица
под сводом мечется псалом...
Но Трое, с благостью на лицех,
уже уселись за столом.
Свои пути откроет жизнь,
и вот тогда, впервые, в полночь
он усмехнется: "Бог мне в помощь", -
и в киноварь опустит кисть.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

18. Антиполиткорректный романс.

"А-апалытычна расуждаыш!"
"Кавказская пленница".

За стеной поёт романсы
при свечах и под рояль
то ль бесстрастна, то ль пристрастна
fatal woman, femme fatale ,
та, увязшая в разврате,
грудь надменно заголя
по примеру демократий
западного толка, бля!

В осознаньи абсолюта
всех своих гражданских прав,
вруг приспичило уюта,
захотелось crazy love ,
стать не больше и не меньше,
и чтоб тотчас же уже,
стать обычной fucking женщи-
ной с большой красивой Ж.

Отрабатывая имидж,
полируя реноме,
склонность к флирту after finish
отмечая в резюме,
отвергая идеалы,
и, как видится, со зла,
Ж всё так же оставалась
малой - вовсе не росла.

Так ни разу и не сбылось -
не попался президент,
никогда не доводилось
спутать хер и harassment ;
растрясли её ухабы
и досталось по судьбе
быть невзрачной серой бабой
с многозначной жирной Б...

Вот и тянет еженощно,
а особенно - весной,
многоточьем молоточка
под натянутой струной
вить своё повествованье
про интимную беду,
что стряслась там, под кустами
хризантем в её саду.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

19. Ах, вина из Бордо к вечернему столу...

Ах, вина из Бордо к вечернему столу,
и каждый третий франт затянут в белый фрак,
блондинка за углом, мулатка на углу,
чей длинный, как багет, зеленый "Кадиллак".
Увы, сей стольный град двуличен, как трюмо -
то всполохи реклам, то золото витрин.
Эгей, посторонись, не вляпайся в дерьмо,
сложи свой шапокляк, восторженный кретин!

Ах, вина из Бордо да ренуаров зад
мулатки на углу, брюнетки под окном.
Гляди в отверстый рот на стоптанный асфальт,
а то - наоборот, почти как астроном.
Увы, сей парадиз двуспален как кровать.
Что пение пружин, матрасов дивный крен,
коль некого любить, и незачем вставать,
и некуда спешить? Куда ж ты, старый хрен!

Ах, вина из Бордо, фиалок пармских куст,
анапестом всю ночь щебечет этуаль;
об опыте страстей, о подлинности чувств
свидетельствует глаз лазурная эмаль.
Но город сей, увы, двусмыслен, как любовь,
чей контур заменил тончайший полутон.
И утром у дверей она без лишних слов
подставит горстью вверх точеную ладонь.

Ах, вина из Бордо, портвейн по три рубля...
Ля-ля ля-ля ля-ля. Ля-ля ля-ля ля-ля.

Размер файла:	0.7 Мб
Продолжительность:	01:35
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

20. Баллада о гражданине Почти и гражданке Уже

Как-то раз гражданин Почти
влюбился в гражданку Уже,
он почти ей признался во всём,
но так уж сложился сюжет,
что зима холодна, и уже
эхо лета в бельэтаже
летело
над гражданином Почти
и над гражданкой Уже.

И гражданка Уже
гуляла вдвоём
с гражданином Почти,
она любила его и уже
почти была с ним на "ты",
и ночь была горяча,
и луна
смеялась себе с высоты
над гражданкой Уже
и над гражданином Почти.

Впрочем,
миновала весна,
а следом - осень дождей,
и гражданин Почти
с грустью решил:
скажу попозжей,
что секунды хрустят, как драже,
и к любви не найти падежей -
совсем почти,
но не сказал
ни слова гражданке Уже.

И ещё целый год прошёл,
и ещё одному
суждено пройти,
и гражданка Уже
размышляла одна
о снах несмятых простынь,
о том, что почти сбылось,
но уже потеряно,
и не спасти -
ни для гражданки Уже,
ни для гражданина Почти.

Так гражданин Почти
и любил гражданку Уже,
и почти ей признался во всём,
но вот он, банальный сюжет,
уже слишком поздно искать
спасения от миражей;
будущего почти что и нет -
ветром на вираже.

Пыль занавесила окна
в дому гражданина Почти,
дом гражданки Уже
снесли,
на часах - без пяти!
В этой долгой ночи одиночеств
их обоих балладой почтим:
здесь лежит гражданка Уже,
а там - гражданин Почти.

Автор слов:	Ханох Левин, пер.Д.Гагуа
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

21. Белый сонет (ст.)

Не первая уже - очередная.
В мансарде с видом на Армагеддон
на вешалке - пиджак, её халат
да зонт - подарок прежних квартирантов.

Чуднoе дело; после них остались
различные предметы обихода
и даже фотография обоих,
приколотая кнопкой к косяку.

По правде говоря, порой, не часто,
но все-таки проскальзывает мысль,
что вряд ли это именно любовь,

скорей - привычка. Так же, как и кофе,
как нудный разговор о тех, что прежде
здесь жили, а теперь вот - только вещи...

Автор слов:

Гагуа Дмитрий

22. Божественный Логос...

Ю. Лоресу

Божественный Логос - предчувствие слога,
слепящего снега, летящего слова.
А люди молчат в ожидании, словно
откроется снова незримая Слава.

Божественный Логос - натруженный голос,
дарованный свыше цветением плода
от плоти лозы. И колышется колос
над глиной, напоенной кровью и потом.

Божественный Логос - Танатос и Эрос,
терновник и лотос, таинственный ребус
далекой эпохи. Вращается глобус -
безмолвная глыба - дыханием неба.

А время нейдет - день шестой, час девятый.
И стала строка воплощением Бога,
и эхом летит в небесах над распятьем
сын праха и Света - Божественный Логос.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

23. В вечернем платье цвета кошенили... (ст.)

В вечернем платье цвета кошенили
Вы терпеливо ждали свой троллейбус.
Вдыхая легкий аромат "шанели",
я тоже ждал трамвая номер десять.
Но тут подъехал старенький автобус,
и Вы вошли в него, пожав плечами,
а я, наивно думая о главном,
уехал на трамвае номер восемь.
Те два часа на пыльной остановке
парадоксальны и неповторимы:
мы так прекрасно поняли друг друга
в двух странах с разным социальным прошлым.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

24. В сочельник, в час, когда звезда Царя...

                           "И тьма его не объят."

                                           Ин. I, 5.


В сочельник, в час, когда звезда Царя
чуть теплится сквозь сумрак заоконный,
дома уже наполнило исконно
еловым, мирным духом января.

И огоньком живого янтаря
лампада озаряет пред иконой
вертеп, где люди, ангелы и кони
стоят, как в храме подле алтаря.

Все замерло в безмолвном полукруге;
ночные дали выбелила вьюга
по контурам афонского письма.

С сугубой силой вспыхнувшее пламя
явило образ в занебесной раме -
тот самый Свет, что не объемлет тьма.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

25. Веретено

Вот и пришла пора прясть,
шерсть трепать да сучить нить.
Казну и скипетр, ключи и власть
захватила зима. Стало быть,
закрывай за собою плотнее дверь,
и садись да не спрашивай, верить ли нам -
все равно не ответим. А лучше - верь
песне веретена.

Пока непогода сулит покой,
поскольку дороги размыты в топь,
никто не стукнет в окно клюкой,
никто не войдет незаметно, чтоб
задуть огни, оборвать нить.
И мы прядем этой песне в такт.
Какая разница, что будут шить,
когда не знаешь, будут ли ткать.

И вьется меж пальцами нить времен,
и нам, избравшим иную часть,
дано от века не знать имен
и сроков, а просто - сидеть и прясть,
и быть незазванными на пир,
и быть неизбранными, ведь тот,
кто говорит, что не меч, но мир
принес - не ведает, что несет.

И значит, не время бросать прясть,
поскольку ключи и власть у зимы.
Хотя говорят, что надежней красть,
но пусть себе говорят, ведь мы
погасим огни да покинем дом
не раньше, чем постучат в окно.
А правда, если и есть, лишь в том,
что пело веретено.

Размер файла:	0.8 Мб
Продолжительность:	01:59
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

26. Винсент

Оранжевый мистраль, вечернее бистро,
в толстых стеклах витрин отражается свет.
Сумасшедший Винсент бредит арльской листвой.
Над городом парят азарт, абсурд, абсент...
Полынная печаль прованских берегов:
квартирка в два окна, опустевший причал,
и из рамок картин пыльный взгляд стариков,
словно нить в никуда, от начала начал.

Оранжевый мистраль, июльская мигрень,
в толстых стеклах витрин отражается боль.
Оседает жара белизной на дворе.
Квартирка в два окна - мольберт, кровать и стол,
и эта светотень - безумная, как цвет
полуденных небес над горячим жнивьем.
Как же ты постарел, мой мальчик, мой Винсент...
Точно так же, как все. Как и все, так и он.

Оранжевый мистраль, подсолнухи и холст,
в толстых стеклах витрин отражается Бог.
И последний мазок, словно первый вопрос:
который нынче век, скажи, Винсент ван Гог!
А солнце, как вчера, сведет тебя с ума,
и не оплачен счет кровью вызревших лоз,
и в букетах цветов затаилась зима,
и разбавлен абсент теплой горечью слез.
Оранжевый мистраль, чудной автопортрет.
В толстых стеклах витрин отражается свет,
в толстых стеклах витрин отражается боль,
в толстых стеклах витрин отражается Бог,
в толстых стеклах витрин отражается...

Размер файла:	1.7 Мб
Продолжительность:	04:06
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

27. Воздушные шары

Уже почти совсем светло,
И слышно через два квартала,
Как дворник, шаркая метлой,
Уныло материт дворняг.

Расчистим битое стекло
Площадки будничных баталий.
Чего ж тут думать? Über alles – *
И дело лысого – верняк.

Столкнувшись с бытом face to face, **
Соратник масс, ровестник НЭПа
Бурчит сквозь зубы: "Саду цвесть !",
Уныло материт дворы.

Я выхожу в сырой подъезд,
Наш праздник кончился, как не был,
И над двором в квадратик неба
Летят воздушные шары.

Итак, уже вторая часть,
На жизнь на спичках сэкономив,
Спешу узнать который час,
А мне в ответ гнусавит горн.

Наследный прыщ лабает джаз,
Блюз Сент-Луи, коронный номер,
И привкус брома у боржома
В пределах санитарных норм.

Пусть хэппи-энд – собачья кость,
Талант – разменная монета,
Что из расчета на авось
Звенит и тешит ветерок.

Сорвавшись из, прорвавшись сквозь
Пикеты, лужи, турникеты,
Стою при галстуке и в кедах
На эскалаторе в метро.

Летят воздушные шары
Вчерашних праздников и буден,
Летят воздушные шары...

* Über alles (нем.) - превыше всего
** Face to face (англ.) - лицом к лицу

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

28. Вокзал почему-то окажется Курским...

      Вокзал почему-то окажется Курским,
      и медленно тронется электропоезд,
      и эти дежурные сто без закуски -
      прелюдия очередного запоя.
      И как-то без разницы - утро ли, вечер;
      ты выпьешь ещё, ожидая подвоха...
      Но там, за стеклом, надвигается встречный,
      и порожняком громыхает эпоха -
      эпоха запоя, эпоха застоя,
      эпоха героя от некуда деться.
      А небо - высокое и голубое,
      такое, какое бывает лишь в детстве,
      где ты - пацанёнок в коротких штанишках;
      где самое страшное - это простуда;
      где нет ни калек, ни, тем более, нищих;
      где все ещё живы, где всё ещё будет...
      А, впрочем, всё это конечно же - снится:
      пастельный пейзаж, акварельные вальсы.
      Проспишься - увидишь затёкшие лица
      и небо такое, что впору спиваться.
      Белесое небо и серый октябрь.
      Вагон электрички. Свободное место.
      И ангел нисходит в заплёваный тамбур.
      - Откуда ты, ангел?
      - Да я здесь проездом...
      И долго судачат под грохот и гогот
      тот ангел и пасынок Господа Бога:
      - Ну, как тебе, Веня, эпоха?
      - Эпоха?
      Не так, чтобы очень... А в общем - неплохо!
      А ветер играет ошмётками судеб,
      в проходах вагонов качается эхо.
      Куда? Хоть куда, лишь бы только отсюда,
      да только отсюда никак не уехать.
      И ломит затылок бессонная трезвость,
      к бессменной душе налипает усталость -
      мы здесь не живём, мы здесь просто проездом,
      транзитом из детства в счастливую старость.
      Так жизнь - точно ночь ожиданья по залам,
      под пьяные шуточки с привкусом грусти.
      Но утром выходишь на площадь, к вокзалу,
      а он, как обычно, окажется - Курским.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

29. Восток

Ни мысль, ни страсть, ни ярость, ни восторг -
оцепененье. Нега в изобильи.
Добавить к чаю пестиков ванили
и настоять. И вот оно - Восток.

Сэр Редьярд прав. Се - глас имперских труб!
Заметка в "Таймс" полковника в отставке,
сиречь реестр колониальной лавки,
скучна и добросовестна, что труп.

А сам Восток то бесконечно мал,
то бесконечен, вроде василиска;
он дан нам в ощущеньи - по-марксистски -
как Бог иль мексиканский сериал.

Там призраки полуденного сна,
и, словно месть дорвавшемуся снобу,
соль солнца, прикипающая к нёбу,
да белая до синевы стена.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

30. Гитики (ст.)

I.

Что за бездарное, сударь, утро;
впору, помножив суры на сутры,
обосновать ментальность абсурда -
"наука умеет много гитик" -
либо, признав реалии липой
вновь слегонца прикемарить, либо
выпить холодной заварки, ибо
некуда выдохнуть "помогите!".

II.

Этим летом особенно жарко.
Вниз по Лете спускаются барки,
Парки сидят на лавочке в парке,
вяжут по мелочи - шарфик, чепчик.
Остановимся, сделаем вывод...
Где? Ну, хотя бы вон там, под ивой,
взяв для начала по паре пива
или же можно чего покрепче;
впрочем, развозит уже с четвертой
по солнцепеку. И душу черту
лень продавать, ведь, в конечном счете,
выгоднее сдавать стеклотару,
что само по себе интересно.
Вот она, милостыня прогресса:
если Париж и не стоит мессы,
все остальное - в довесок, даром.

III.

Боженька, дай же мне денег, слышишь;
Боженька, дай же мне денег много;
Боженька, дай же мне денег столько,
чтобы не ссучиться ради денег!

IV.

Вечность, сударь, едва ль не короче
рассуждений о ней. Между прочим,
чередованье тире и точек
предполагает покорность карме.
Определяя качество чуда
через количество незабудок,
золотоглазый обманщик Будда
монументален, как пьяный бармен.
Перечень истин от "A" до "Z"-а
отпечатан в вечерней газете;
многоточие пятен офсета
заменяет пергаментный свиток.
Жажда знаний - дурная привычка
у Леонардо, сударь, да Винчи.
И непонятно, что у нас нынче:
время наук или время гитик?
В скобках, гитики - нечто такое,
что не дано пощупать рукою,
но способно лишить нас покоя.
(Подозреваю, я глуп, как пробка!)
Но шныряет из полночи в полночь
шуганной мышью мыслишка, сволочь:
может, гитики - это всего лишь
рифма, концовка? Закройте скобку.

V.

Сударь, взгляните: небо с овчинку.
Падают, словно в часах песчинки,
в небо вздохи. Должно быть, причина
тому, что письма без адресата
переполняют почтовый ящик -
в четности лепестков у ромашек.
Кстати, у Януса в настоящем
вместо лика двойной абрис зада.
Люди выходят в мир со дворов и,
не щадя ни штанов, ни здоровья,
жмутся в очередях за любовью,
что в пересчете на чашки-ложки
будет не больше одной тарелки
глубокой или, пожалуй, мелкой,
чуть ли не блюдца. Табличка "Welcome"
сходна, по сути, с суперобложкой
стремлением скрыть тщетность усилий
разума за красотами стиля.
Вы говорите, не провести ли
вечер вдвоем с созвездием Девы?
Стоит ли строить, сударь, химеры,
жизнь подогнав под одну из мерок?
Жаль, но уже не открыть америк
в скверике с видом на Крайний Север.

VI.

Это я, слышишь, это я снова.
Нет, ничего не надо, даже
денег не надо, только ответь мне,
что же такое гитики, Боже?

Автор слов:

Гагуа Дмитрий

31. Глядя небу глаза в глаза...

Глядя небу глаза в глаза,
отвести не посмеешь взгляд -
мусульманская бирюза
затмевает ночной смарагд,
и резная печать - печаль,
словно полдень тиха, легка,
замыкает уста, и вдаль
устремляются облака.

А на севере, где снега
как меха для чужих венер,
где псалмами тебя пурга
отпевает на свой манер,
где серебряною парчой
лег покров посреди земли -
храм горит голубой свечой,
отражаясь во льду Нерли.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

32. Голоса дочерей Мнемозины...

Dirui monumentum *

Голоса дочерей Мнемозины
всё глаже и глуше, и в нашей глуши
мы и годы считаем на зимы,
ведь где наши лета - поди, поищи.
Снег летит лепестками акаций,
и, укутанный белым плащом,
с пьедестала склонился Гораций.
Не взыщи, я не стану стреляться,
полно, Муза, не надо оваций!
Не подглядывай через плечо.

Всё смешалось, как в некоем доме,
где призрак развода и полный разброд.
Наши речи уже не о том, и
смысл темен. Да кто же теперь разберет?
Только долгое гулкое эхо
анфиладой крещенских зеркал
на бегу вторит дробному смеху.
Но ни смех, ни успех не помеха:
снег заносит античную веху -
стеллу, столб, обелиск, пьедестал,

ибо памятник равен забвенью,
сиречь немоте очарованных лет.
Ветер лепит двукрылые тени
безглавых побед, и спасения нет.
Так щедра милость к падшим и павшим
хлороформом больничного сна,
и едва ли расслышишь свистящий
зов Камены, граничащий с фальшью:
"Мальчик, дальше!" А что же там, дальше?
Тишина. Тишина. Тишина...

* Dirui monumentum (лат.) - я памятник разрушил

Размер файла:	0.8 Мб
Продолжительность:	01:55
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

33. Городской романс

Непонятно, что это такое - рояль или бильярдный стол,
и какая тут, собственно, нынче идёт игра,
только ветер свистит вслед такси, только женский стон
позолотой, золой отразится в твоём Вчера,
только слышен в такт сердцу удар - стук да треск шаров
на зелёном сукне фугой Баха - изволь, дерзни!
По манжету бежит голубая, зараза, кровь;
убегай, утекай, улетай, воспаряй в зенит.

Похоть духа, томление плоти нахлынут, смеясь,
О, как низко летят самолёты - видать, к дождю!
А закат вороват и неистов, как наша связь,
и до гроба багров поцелуй на виске - "Adieu!"
От неправедных снов, от нескладной такой любви,
запахнув на груди крест-накрест ночной халат,
опускаешь слова, прячешь в землю, почти как Вий,
твой стеклянный от страсти, меня невидящий взгляд.

Город-призрак, зеркальная нежить, пустой эмпирей
манекенов обоего пола в огнях витрин;
той рекламной улыбкой, усмешкой меня скорей
забывай, забивай, добивай, добывай, дари!
Потому что, чем выгодней ложь, тем всегда права -
ничего не изменишь изменой, как ни живи,
жизнь паскудна повсюду, особенно - такова
в этом городе с грустным названием Се-ля-вив.

И гремит надо мной a cappella басовый хор,
эхом, как кирпичами, муруя проём небес,
и всего-то покоя и воли, с тех самых пор
как я умер тогда - по сей день, считай, не воскрес.
Во Страстную седмицу над скарбом души скорбя,
в переполненном храме поставь за меня свечу;
просто так уж пошло - просто так, просто жить без тебя,
может быть, и могу, да - прости меня Бог - не хочу.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

34. Да? Ну и что?.. А я-то думал...

Да? Ну и что?.. А я-то думал,
даже почти был уверен,
что нет ничего страшнее
вороновых слов - "никогда" и "вечность".
Жизнь казалась простейшей суммой,
смерть - за плотно закрытой дверью
ржавый сумрак. Но утро в щели
лезло, воруя сонную нежность.
"Никогда-никогда..." - бледный шепот
смятых простынь, пустых улиц;
слышишь, Улисс, давай топай,
пока соседи там не проснулись.
Из-за шторы - воронов кашель.
Вспыхнула ночка сальной свечкой.
Всё! Если это - страшно,
вдвое страшней - никогда навечно,
никогда-навсегда... Я-то думал!
Но, когда сказал - лишний
раз убедился, что неправ:
невыносимей было услышать
это твоё "Да? Ну и что?.."

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

35. Дедал

Создатель лабиринта Дедал
Был очень осторожный чудак,
Шлифуя абразивом деталь,
Он думал приблизительно так:

"Конечно, здесь покой и уют
И деньги есть, но завтра - как знать? -
Быть может, к Минотавру пошлют.
Нет, все-таки пора улетать.

Оставлю этот проклятый Кнос,
Где в полдень, как и в полночь, темно,
Где каждый или раб, или пес,
А третьего, увы, не дано."

Собрал на воске перья Дедал
И вот, когда уже улетал,
В распахнутую настежь зарю
Так крикнул на прощанье царю:

"Сумел я выбрать третье из двух,
Прощай, прощай мой маленький царь!
Быть может, ты и вправду пастух,
Да только я, прости, не овца!"

Тут вылетела снизу стрела,
Как зависть, холодна и остра,
И мудрый мастер с неба стремглав
Упал, как говорится, во мрак.

Возможно, был бы крупный скандал,
И царь его б расхлебывал с год,
Ведь это же разбился Дедал,
А не какой-то там идиот.

Но повелел находчивый царь :
"Коль спросят, то ответим мы так:
"Разбился не Дедал, а Икар,
Сынок его, болтун и дурак."

"И после говорили бы : "Сам,
Сам виноват, не слушал отца."
Не стоит покорять небеса,
Куда уж лучше жить во дворцах.

Такой вот получился финал,
Сомненья прочь уносит река.
А был ли в самом деле Дедал?
И кто тогда, скажите, Икар?

Оставь свои сомненья, мой друг,
Нам истину узнать не судьба,
Ведь если выбрал третье из двух,
То сделают двоих из тебя.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

36. Езда в остров любви

Я веду аскетичный образ жизни монаха.
Бытие плесневеет, аки скомканная рубаха
отлетевшая в угол - чая повременить со стиркой.
Не гляди же, подруга, во сны мои, не зыркай
столь пристрастно и жарко - аж морозец скользит по коже! -
да не корчи постную рожу. Было время, мы тоже
предавались сугубо со скуки ли, из состраданья
если и не прелюбо, всё одно - пресловодеянью.

Разговор расплывался полууставной вязью,
ты играла соблазном, как бусинами - не к месту смеясь, и
осеняя себя размашисто троеперстьем,
но подол той рубахи полз вверх, заголяя перси,
груди, титьки, вымя, сосцы, маркоташки, дойки
севрского бисквита в аккурат под чашечки-двойки
невесомых бюстгальтеров, кои ты не носила вовсе.
Во глазах твоих бешеных густо дымилась осень.

Как уже поминали, рубаха падала на пол подбитой птицей.
Свет вечерний тихо стекал по плечам наподобие багряницы,
а сама, являя недюжиннейшее усердье,
амазонкой скакала к закату на штекенпферде.
Ни победы, ни жала не сыщешь. От той погони
никли конские головы, трескались напополам иконы,
троны шатались, царствия проваливались в нети.
Даже сны, и те - пахли кислыми щами да смертью.

Я ж пахал, бороздил твоё курчавое лоно
как Егорий - "за службу и храбрость" - копьём дракона.
Пот катился с холодным стуком, что новый шекель,
хоть делов-то: мусолить, мозолить горячий секель,
влажнокрылую бабочку, что на шестке сверчковом
бьётся не на живот, вьётся семо, овамо, словом -
распластавшись палым листом, замирает в последнем ахе,
перед тем, как рассыпаться горсткой летучей праха.

Нам с тобой ли вести счёт удач, викторий, побоищ?
Помнишь, вирши перетолмачив, писал попович,
перестань противляться силе любви, голуба -
солгала б не поморщась, да выдали, дрогнув, губы.
Так смотрись в зеркала этой осени, коли её не сбросить
с плеч, как рыжую шубу - разве что только проседь
по вискам подкрасив пламенем листопада,
обернешься и молвишь: "Чего тебе, падло, надо !"

Не прощай, золотая - рыбка ли, песня, грёза,
Дни листая, латая прорехи в годах тверёзо,
вон, дивись - от руки расцвеченная картинка:
горизонт с колоколенкой вытравлен новой синькой,
словно сердце со стрелкой Амура повыше локтя.
Фотка духа и плоти с автографом на обороте.
Вот он, остров - острог, где все, кого мы любили.
Вот и всё. Стало быть, и приехали. Приплыли.

Ах, осьмнадцатый век! Штык да кнут, императрикс Анюта,
арапчата в чугунных буклях, растреллиевы волюты,
блеск и рубище слов, силлаботоника страсти,
что едина во все времена, при любой погоде и власти,
и навряд отличишь сквозь столетий тёмные дыры -
то ли, лядвий бледней, княжна слёзно молится по псалтири,
то ли инокиня, к зиме от жара в чреслах румяна,
бдит всю ночь при свече над романом Поля Тальмана.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

37. Женский романс в полсотни строчек

"Почему ты сегодня без букета?" - поинтересовалась я.
"А как ты собираешься объяснять своему мужу появление
этих цветов?" - искренне удивился он.

Раздавая долги нищеты,
раздевая чужие слова
до последней срамной немоты -
попирая и честь и права,
воздевая крыла к потолку,
воздавая любовью за ложь,
просыпая всю жизнь по звонку,
на иное не дюж и не гож,

ты в терновый вплетаешь венец
розы цвета венозных кровей -
лишь сиповки свистят под конец:
суходол, сухостой, суховей!
И, приверженец быстрой езды,
сам на всякие штуки горазд,
смачный привкус грядущей беды
ощущаешь у скомканных фраз.

За душой - ни гроша, ни греха,
вьётся-плещется сизый дымок;
подбирай оправданье стихам,
подгоняй к лепестку лепесток,
подчиняй, на красивости слаб,
липкий лепет слепой лепоты -
где ж найдётся такая из баб,
чтоб совсем не любила цветы!

Вот и славно - курортный роман,
дама с мопсом, топтать его мать,
и измены хмельной аромат
невозможно уже не узнать.
Белый парус, крик чаек, причал,
шорох платьев, пустая постель;
никому ты цветов не вручал,
никогда ты стихов не умел.

Так играешь навылет, навзрыд,
и хохочет в бинокли партер
над интимной никчёмностью битв,
над победой, чья суть - адюльтер,
над тобой, продувной гастролёр,
над твоей протеже в неглиже -
коли молодцу быт не в укор,
ты и сам, стать, из бывших мужей!

Дождь идёт. Забывай под дождём
беспокойные сны о деньгах,
заливай, замывай забытьём
запах похоти на простынях,
запивай дармовым "Божоле"
неуместную эту печаль!
А цветы пусть стоят на столе -
ты ведь тоже их незамечал,

раздавая долги нищеты,
раздевая чужие слова!

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

38. Забвение

У моря, на горе - святилища руины.
Смерть размешала там, в пластах горячих глин
и бронзовых бойцов, и мраморных богинь,
чью славу погребло безмолвие полыни.

Один лишь волопас стада гоняет ныне;
он, раковиной той, где дышит древний гимн,
наполнив даль небес и тишь сквозных глубин,
свой черный силуэт воздвиг в бескрайней сини.

Земля, как мать, нежна к античным божествам;
велит, чтоб меж стеблей разбитой капители
другие по весне аканты зеленели.

Но Человек, увы, чужд праотцев мечтам;
без дрожи внемлет он, со дна ночей смиренных,
пучине, что ревет и плачет по Сиренам.

Автор слов:	Эредиа Жозе Мария, пер. с фр. Д.Гагуа
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

39. Замок Дукс

В Богемии, в декабрьской глуши
врачуя старость хлористою ртутью,
служи библиотекарем, пиши
шальные мемуары, что, по сути,

лишь слепок с подозрительной души,
попытка расквитаться, дань минуте
игры в любовь. Суммируй барыши:
бежал распятья, вышел на распутье.

Медвежий угол, люэс да сума.
Пусть старость - та же смрадная тюрьма;
затoченным, не заточeнным словом

узор интриги вольно гравируй!
На бис ведет прощальную игру
театр теней Джакомо Казановы.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

40. Изольда

По морю, по синему морю, по белому свету
плывут корабли из похода с добычей, с победой;
плывут корабли, брызжет пена и слышно, как сзади
кричат полоумные чайки: "Быть свадьбе, быть свадьбе!"
А ветер пропах криком чаек, туманом и солью,
а ветер как будто бы плачет: "Изольда, Изольда,
Изольда, голубка, останься, опомнись, не надо!..
В серебряном кубке любовь перемешана с ядом".

Но кубок осушен, и души, как море, бездонны,
и тонет рассудок в безумьи сердец и ладоней,
и вечность становится мигом, а музыка - стоном,
и с губ пересохших срывается шепот: "Мадонна!
Мадонна, что делаем мы! Что мы делаем, Боже!
Горит смертный грех на губах поцелуем Иуды,
но душу свою от чужой отлепить невозможно;
не видим греха мы. Мадонна, что будет! Что будет..."

А море несет корабли и уже постепенно
вдали обозначились берег и темная пристань;
там ждут королеву Изольду дворцовые стены,
там воздух пропитан латынью бессмысленных тристий.
Но все-таки странно, любимая, все-таки странно,
что можно еще и дышать, каменея от боли.
Застыли в улыбке холодные губы Тристана,
а сердце позвало: "Изольда, Изольда, Изольда..."

...Золотая ладья
скрылась в небесах.
не зови, ведь я
стала чужой женой.

Размер файла:	1.4 Мб
Продолжительность:	03:21
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

41. Икебана

Как с розы лепесток за лепестком,
к стопам спадают легкие одежды;
глотая подступивший к горлу ком,
я вижу - в полумраке мягко брезжит
горячая живая нагота
точеных бедёр, плеч и прочих статей.
А осень эта, кстати, как всегда,
увязла в листопаде и разврате.

Тончайший шелк волной шуршит у ног,
оглаживает женское колено;
и полночь заплела в тугой венок
не мирт, но ветер и морскую пену.
И, словно тишиной обожжена,
жизнь сократилась до пределов мига.
Лишь камешком по нёбу - имена:
Урания, Пандемос, Каллипига.

Вброд по любви, впадая в забытьё,
уже не скрыть ни похоти, ни бреда.
Вот тело распалённое твоё,
в поту и стоне одержав победу,
одето в золотистые лучи,
дождём омыто, ничего не весит.
И томно распускается в ночи
раздвоенный бутон меж влажных чресел.

Размер файла:	2.7 Мб
Продолжительность:	02:31
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

42. Икона. Благовещение.

А когда открылись сроки
ожидания вселенной,
солнца луч плеснул по строкам
косо - справа да налево.
Ангел замер на пороге.
Будний день, обыкновенный.
Из Исаии-пророка
нараспев читала Дева.

И в Ее спокойном лике
проступил единый облик
жен библейских - от великих,
первых, до Елизаветы,
осияв чеканным бликом
сквозь столетий дымный облак
все грядущие языки,
словно времени и нету.

Словно времени и нету -
за окном пейзаж неброский:
панорама Назарета
или Эйфелева башня.
То ли царские кареты,
то ль цыганские повозки
нас с тобой везут по свету
где-то там. А где - неважно,

ибо время и пространство -
не обмолвка, а идея
нашей жизни, наших странствий
дольных трепетное знамя.
Византию с Ренессансом
звать на помощь не посмею;
толкования напрасны -
это здесь, сейчас и с нами.

Так, покуда сердце рвется,
мы, от света и до света,
все торгуем первородство
да грыземся за единство.
То ль блаженство, то ль юродство,
но не ведаем ответа -
веришь ли, что боль сиротства
уврачует материнство?

Эхом полнятся дворы, и
солнце меркнет на закате.
Вечер сходит на сырые
травы, чтобы стать судьбою.
Крылья выгнув расписные,
ангел, полон благодати, -
радуйся, - зовет, - Мария,
радуйся, Господь с Тобою.

Размер файла:	1.2 Мб
Продолжительность:	02:49
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

43. Искушение дождем

Да будет дождь, как поцелуй
украдкой - легок и порывист!
На полчаса хотя б даруй
мне непогоды забытьё,
и ветренность осенних снов,
и с царского плеча - навырост
извечно терпкую любовь,
точней - предчувствие её.

Плывут и тают облака
в глазах сентябрьских красавиц,
а я гляжу издалека,
как на старофранцузский лад
ты воздеваешь в высоту
ладони, искоса касаясь
прохладных струй, что жажду ту
не утолят, но распалят.

Уже от вожделенья в дрожь
бросает, будто бы в объятья.
А дождь всё льёт и льнёт, хорош -
соперник мой и мой двойник -
полугалантен, полудик,
обмял тебя под мокрым платьем,
дохнул в висок, и в тот же миг
к губам податливым приник.

Что есть безумие? И что
есть осень - прихоть, ревность, искус?
Небрежно сброшенным манто
листва лежит у самых ног,
подстать вечерним небесам...
Но поцелуй имеет привкус
дождя - хмельного, как слеза;
тоски - трезвящей, как ожог.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

44. Как лебедь Сен-Санса...

Как лебедь Сен-Санса,
снежинкой в горячую Вашу ладонь,
под выстрел шампанский,
под сбивчивый шёпот у тёмных икон,
то насмерть, то настежь,
то эхом рояля, несущимся впляс,
я молод и счастлив,
я даже влюблён, и конечно же - в Вас.

И падают звуки
отвесно, mon ange - локоток крендельком -
гусарской мазуркой,
прищёлкнув, как шпорой, декабрьским деньком.
И ревность в объятья
берёт - не разжать её сцепленных рук;
и пусть не понять, но
храни меня Бог от разлук и от Ваших подруг!

Лишь мечется ветер,
лишь смерть незаметно хлестнёт васильком,
попутав столетья,
и тут Вы, поверьте, уже ни при чём.
Куда ж мне стреляться -
хоть через платок, хоть в Буа-дю-Булонь!
Но лебедь Сен-Санса
снежинкой в ладонь. И рокочет гармонь.

Прощайте, славянка!
Разгадка, развязка, и вправду - пора;
хоть сладко и манко
рождественской сказки блестит мишура.
Присев у камина,
на пламя любуюсь и думаю вскользь:
как, всё-таки, мило,
что пелось и снилось - авось не сбылось.

Так свищет по кругу,
по кварто-квинтовому, спутав следы
разлука, мазурка,
метель, ожиданье звенящей беды,
и в горле першит,
и стекает,стихая, белесый рассвет.
И тает снежинка.
И лебедь у рампы не в силах взлететь.

Автор слов:

Гагуа Дмитрий

45. Колодец

Всё сны, дурные сны - кругами по воде.
Скрип ворота сырой, падение в бадье
порожней по струне смолёной бечевы;
витки быстрей, быстрей - и всплеск, и лязг, увы,
зубами о стакан, о кромку пустоты,
стук медяка на дне копилки сироты.
Лови её, лови, в кулак сожми ладонь;
монетка ли, душа - твоя она, Харон!

Напиться ли теперь тебе из тех кругов,
где жизнь сомкнулась в сон, где нет иных богов -
лишь вечность, отменив не смерть, но времена,
беспамятством дарит, как тишиной, сполна?
Здесь, к ледяной воде стекая меж камней,
дыханье Данаид - клубится пар теней,
и кажется, порой, с воздетых к небу рук
срывается во тьму тяжелой каплей звук.

Слова чужих молитв, подслушанны тобой,
дробятся о закат, срастаются с судьбой,
сбываясь невпопад, сводя тебя с ума.
Какие холода! Ах да, зима... Зима,
и птицы, говорят, замёрзнув на лету,
камнями из пращи - в густую немоту
здесь падают мертвы. И ни одной звезды
ни в небе над бедой, ни в пригоршне воды.

Так чувствуешь себя разбитым стариком.
Окрестность поросла белесым тростником,
безжизненный ландшафт небросок, даже скуп,
снег сыпется шурша на мрамор белых губ.
Не помнить ничего - ты к этому привык:
по кругу - лязг, и всплеск, и скрип - как хрип, как крик.
И, рассекая миг, сон, словно боль, остёр;
осклизлый бездны край, сестёр нестройный хор.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

46. Кошачье танго

"...и я дрожащею рукой
бродягу приласкал."
Александр Гликберг в исполнении Андрея Шатского.

Отсыревшая кошка на мусорном баке,
недовольна судьбой по такой непогоде,
откровенно зевала вслед домашней собаке -
мол, гуляй себе, бобик, на коротеньком корде,
мол, кружись в глупом вальсе, ковыляя на задних
за куском сахарку, под каданс фортепьяно;
эти сучьи повадки столь смешны, столь досадны
как промозглый февраль, что дождит и туманит.

Но в раскрытую форточку кухонным паром
вылетало на двор танго с чёрной пластинки,
и с испанским акцентом так вздыхала гитара,
что у кошки аж дыбом полоски на спинке.
Впрочем, видно - из бывших: грязный бантик на шее,
цвет когда-то небесный нынче просто дождливый,
в такт хвостом поводя, так солнечных дней ей
здесь, на мусорном баке, дождаться, дожить бы.

Доживая до марта, подойду, познакомлюсь,
предложу даме руку и сердце покорно;
не беда, что зима - слишком пошлая повесть,
в отношении к кошкам я почти Саша Чёрный.
И, мурлыча, как трактор, под рукой незнакомца,
отсыревшая кошка воровато пригрелась,
и лениво когтит утомленное солнце,
несвободного сердца тревожная прелесть.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Шатский Андрей
Исполнитель:	Шатский Андрей

47. Купание нимф

Вот древний дикий лог, сокрытый от Эвксина;
смоляный лавр дугой склонен поверх ключа,
и Нимфа тут, с ветвей задорно хохоча,
касается ступней воды студеной сини.

Ее товарки вмиг, по голосу букцины,
в волне искристой плоть забавой горяча,
ныряют в пену брызг, а там - изгиб плеча
бутон груди, бедро всплывают из пучины.

Веселья дивный глас переполняет чащу.
Но вдруг из-за дерев сверкает взор горящий.
Сатир!.. Зловещий смех нарушил их игру;

они несутся прочь. Так ворон каркнет быстро,
и по-над снеговым потоком, на ветру
вскипает забытьем взлет лебедей Каистра.

Автор слов:	Жозе Мария Эредиа, пер с франц. Д.Гагуа
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

48. Лейтенант Новгородцев

Где-то там, на куличках, в забытом глухом гарнизоне
лейтенант Новгородцев пьёт водку с горла, сам на сам,
не имея на то ни желания и ни резона -
просто, что же тут делать ещё за отсутствием дам.
Открывая вторую бутылку, уже и хорош, и смеётся
над собой, над нескладной судьбой да над третьей звездой
обойдённый по службе тридцатисемилетний мудак Новгородцев -
всё ещё не старлей, всё ещё впереди, дорогой!

Ну и возраст - аж впору стреляться, да не с кем и нету
ни просвета, ни проблеска в этой казённой тоске;
за столом у окна, натюрморт разложив по газете,
он прихлопнет настырную муху на правой щеке.
Вот и все развлеченья - бутылка, тайга да солдаты.
Не скули и не тешь свою плешь лавром зряшных надежд;
волком выть на луну нагишом - не поймут. Азиаты!
Ах, ввязаться б в какой худо-бедно приличный мятеж!

Так обрыдлая жизнь еле плещет остатком на донце,
и, кляня все четыре устава, генштаб и кирзу,
одинокий романтик, почти оптимист Новгородцев,
пьяным глазом пускает пустую скупую слезу.
Ночь приходит внезапно и зло, как удар по затылку,
окуная его в ослепительно радужный сон,
и бормочет во сне, обнимая пустую бутылку,
у окна, за столом - Бонапарт, проморгавший Тулон.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

49. Машенька

Опустила ресницы -
только ветер вослед
пролистает столицы,
как страницы газет,
и уже не забыться,
сон плеснув через край.
Это к императрице
нас уносит трамвай.

Что бежать от погони
через третью страну?
Здесь, в вечернем вагоне
ты подсела к окну
и, прижавшись устало
к темноте за стеклом,
все беззвучно шептала
девяностый псалом.

Поддаваясь движенью,
вспышки встречных реклам
с лета рвут отраженье
в клочья, напополам.
Там, в огнях "Кока-колы",
как в пролитой крови,
проступает Николы
темный лик визави.

Алым паром клубится
звук архангельских труб.
Пусть попутчик косится
на движения губ,
соглядатай ли, просто ль...
Да, видать, неспроста
под шинелью внаброску
два солдатских креста.

На часах твоих - полночь,
но на этом пути
та крылатая помощь
запоздает спасти,
и ни пеней, ни песен -
взмах беспомощный слов.
Милый мальчик так весел,
милый мальчик, он мертв.

Так далекие крики
мчатся прочь, под откос,
лишь грохочет по стыкам
ямб двустопный колес,
лишь пространство лютует.
И сама не поймешь:
то ли плачешь втихую,
то ли в голос поешь,

бунт кляня, бунту вторя.
А трамвайный вагон,
проезжая над взморьем,
набирает разгон,
поднимается в воздух.
И мерцают во мгле
треугольником звезды
на плечах и челе.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

50. Мерани

Я пришпорил коня, позабыв о привычной дороге.
Сзади ворон кричит, как всегда, предвещая тревогу.
Что ж, Мерани, лети, как придется, по жизни, по свету,
с черной мыслью сплети обезумевший, яростный ветер.

Воздух, воды и твердь рассеки, бей копытом невзгоды!
Слышишь, конь, торопись! Сократи расстоянья и годы.
Слышишь, конь, не щади ни себя, ни меня в бурях грозных;
в стужу, слякоть и зной ты скачи, не надеясь на отдых.

За спиной - отчий дом, плечи друга, улыбка любимой.
Все забыто, разбито и скрыто в удушливом дыме.
Мне отчизной в ночи станет место шального ночлега;
со звездой заведу разговор, отдыхая от бега.

Все, что было во мне, что в душе я так долго лелеял,
отдаю плеску волн и биенью копыт, не жалея.
С черной мыслью сплету обезумевший, яростный ветер,
на коне пролечу, как придется, по жизни, по свету.

Знаю я: где умру, там и лягу под пасмурным небом,
и не вспомнит никто обо мне. То ли был, то ли не был.
Мне никто из людей пятаками глаза не прикроет;
ворон выроет яму, а ветер присыплет землею.

Будут дождь и роса вместо слез на любимых ресницах,
а оплакивать станут меня перелетные птицы.
Но, пока я живой и судьба мне хребет не сломала,
пронеси меня, конь, к горизонту, где светятся дали!

Я враждую с судьбой, измеряя года по минутам.
Будь, что будет! Пусть смерть помешает дойти до приюта.
Мчись, Мерани, вперед, без оглядки, по жизни, по свету,
с черной мыслью сплети обезумевший, яростный ветер!

Видно, я обречен. Темнота подступила вплотную.
От дороги устав, задыхаюсь в холодном поту я.
Но не зря я летел на коне, забывая про раны;
путь для тех, кто пойдет, протоптал беспокойный Мерани.

И опять кто-то гонит коня, позабыв о дороге,
и опять воронье, как всегда, предвещает тревогу.
Что ж, Мерани, лети, как придется, по жизни, по свету,
с черной мыслью сплети обезумевший, яростный ветер.

Автор слов:	Бараташвили Николоз, пер. с груз. Д.Гагуа
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

51. Метр, филосoф и чернокнижник...

                           "Ich sehe nichts als einen schwarzen Pudel...

                                                    Goethe "Faust" *


Метр, филосoф и чернокнижник,
корифей премудростей облыжных,
ритор, хиромант, схоласт, историк,
скажешь - это просто бред и морок,
кукольный театр, фата-моргана?
Но который век в оконной раме
Гретхен - белокурая лилея
не прядет, не сеет; страстью млея,
Гретхен спит над прялкою, безгласна.
Вот оно, мгновенье, что прекрасно!
Вот оно, что тянется и длится,
вот оно! Но нет, ему не сбыться...

Посмотри, как спрыгивают на пол
со страниц раскрытых инкунабул
андрогины, големы, инкубы,
тянут тленьем тронутые губы -
аж слюна пузырится и каплет.
Вместо сердца - ком кровавой пакли.
Всё быстрее, век не поднимая,
в хороводе братия шальная.
И уже бежит, бежит кругами,
голубыми языками пламя
извергая из разверстой пасти,
королевский пудель черной масти.

Что же, выбирай, решайся вчуже:
бес полуденный морозит душу,
ну, а накануне полнолунья
бес полуночный грызет безумьем,
ибо, если знанью нет предела,
душу отыскать в разъятом теле -
дело не анатома, но веры.
Разум безобразен, как химера,
разум - и топор тебе и плаха,
бремя одиночества и страха...
Ибо не уложишь смысл жизни
в модус и фигуру силлогизма.

Метр, филосoф и чернокнижник,
философский камень твой - булыжник.
Тетраграмматон и пентаграмма
не добавят к истине ни грана.
Коли так, и тигель полон праха,
душу в погребке Ауэрбаха
заложи и пьянствуй до упада.
Королевский пудель, что ж ты, падаль!...
Где теперь твой плащ темно-вишневый?
Где тобой оброненное слово?
Лишь стихает вдоль дорог вечерних
тот надрывный оклик: "Генрих! Генрих!"

* "Ich sehe nichts als einen schwarzen Pudel... (нем.) - я вижу какого-то черного пуделя...

Гёте "Фауст"

Размер файла:	1.0 Мб
Продолжительность:	02:16
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

52. Мой ласковый и нежный зверь...

Мой ласковый и нежный зверь
Явился ангелом небесным,
Сравненье, чудо неуместны,
Какою меркою ни мерь,
Когда желания воскресли,
Разлука входит в нашу дверь.

Молчит веселая свирель,
Не состоялась в этот вечер
Двух душ застенчивая встреча,
Ушел в звенящую метель
Любви непризнанной предтеча,
Мой ласковый и нежный зверь.

И где-то прячется теперь,
Судьбой напуганный жестоко,
Как я, печальный, одинокий,
Мой ласковый и нежный зверь,
Смывают след его потоки
Холодных пасмурных потерь.

Мой ласковый и нежный зверь -
Благословенная добыча,
Прощенье падшего величья,
И я шепчу ему: "Поверь,
Не отвергай святой обычай,
Мой ласковый и нежный зверь."

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

53. Мужской романс

Порастратив по пьяни всех слов серебро,
я молчу, медяками в кармане звеня.
Говоришь, это просто смешно и старо?
Да уж как-нибудь, блин, не старее меня -
И, как свежую рифму к словечку "любовь" -,
вновь и встарь ускользая от быта и драм,
я тебе подарю эту розу ветров,
что с утра распустилась навстречу ветрам.

Пусть судачат себе - мол, цветок неказист,
да и вовсе сказать: аромата в нём нет.
Я по жизни, как есть - стихоплёт, гимназист,
живописец, бретёр, мот, пират и эстет,
погибавший не раз от руки палача,
воскресавший стократ, смерть похмельем поправ,
умоляю тебя: приколи у плеча
к платью розу ветров, как пурпурный аграф !

Жигулёвского пива блажная волна
светлым золотом плещет Вермееру в Делфт.
Отражаясь в каналах, распито до дна
равновесие душ и кружение тел
в том стремительном танце по кромке весны -
погляди, как вскипает аортою кровь !
Но стоишь ≈ подвенечной такой белизны -
что тебе та любовь, что та роза ветров ? -

у окна, над письмом, чуть прищурясь на свет.
Это - солнце хохочет и скачет мячом,
обводя по кирпичной стене силуэт
в пелерине, повисшей крылом за плечом,
и летит рыжий ветер - садовник небес,
трезв, как боцман в отставке по выслуге лет,
и поёт на лету, и проносит в подъезд -
да не чахлую розу, а пышный букет

для тебя. Потому как спасения нет -
жизнь меня ворожит сквозь любви витражи.
Ты прости мне сейчас этот выспренний бред,
ты возьми мою розу ветров засуши
между хрустких страниц моего же письма,
что читаешь тайком сотни лет напролёт.
Так плывут отголоски вчерашнего сна,
заполняя, как эхо, пустой небосвод.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

54. Мы скачем без дорог...

Мы скачем без дорог
Российскими полями,
Часы полны тревог,
Вдали бушует пламя.
Доверившись судьбе,
Мы ставим жизнь на карту,
Не помня о себе
В безумии азарта.

       Правит бешеным отрядом
       Полурыцарь-полувор,
       Смерть летает где-то рядом,
       Кони мчат во весь опор.
       Битвы буйная забава,
       Где погибнем - всё равно.
       По Руси грохочет слава
       Батьки Нестора Махно.

Без отдыха в пути
Летят шальные кони,
Но как там ни крути,
Мы время не догоним.
Не любим неспроста
Дворянскую породу,
Не верим ни в Христа,
Ни в красную свободу.

       Веселимся до угара,
       Не смолкает разговор,
       Есть махорка и гитара,
       И хмельной цыганский хор,
       Кружева, цветы и банты,
       Бабы, карты и вино.
       По Руси гуляют банды
       Батьки Нестора Махно.

Но кони понесли,
И нету остановки,
Цветы родной земли
В кровавой окантовке.
В чистилище войны
Конями не владеем,
Мы - времени сыны,
Погибнем за идею.

       Мрут, как мухи, анархисты.
       Пуля свистнет - и конец,
       Ведь земля - всего лишь пристань
       Продырявленных сердец.
       Разрываются снаряды,
       Пулемет глядит в окно,
       По Руси бегут отряды
       Батьки Нестора Махно...
       Батьки Нестора Махно...
       Батьки Нестора Махно...

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

55. Натюрморт. Зима.

Они пошли, как видно, спать,
оставив на столе тетрадь
стихов покойного поэта,
бутыль, подсвечник, шаль и снедь.
Как пыль, ложится лунный свет
на драпировку и предметы:

на пепельницу, на засов,
на маятник стенных часов,
на перстень с камнем в три карата,
на фрукты, на песочный торт.
И вот картина - натюрморт.
Хозяева давно в кровати,

без малого три сотни лет.
Мой взгляд с предмета на предмет
по узловатой паутине
переползает муравьем.
Вдруг натыкаюсь на проем
окна за ветхой парусиной

и вижу небо. Пустоту.
Точней - пространство, в высоту
помноженное на пространство.
Внизу, заснежен и шершав,
голландский камерный ландшафт -
итог неторопливых странствий.

В зрачках - бесовская зима,
в пустых домах - покой и тьма,
лишь пара свечек в изголовьи
чадят всю ночь. И нет тепла,
когда б не души, хоть тела
согреть придуманной любовью.

А там, в зияющий пролом
ночная птица бьет крылом.
Стою спиной к окну, в котором
видны распятья ветряков
да злая пляска мертвяков
на площади перед собором.

И лунный свет, бесстрастный свет
легко размазывает смерть
по лицам. Но какой же гонор
у оживающих вещей!
Они набухли, и уже,
как кожу, сбрасывают контур.

Бутыль становится пятном,
шаль извивается в одном
углу, в другом, утратив облик,
подсвечник обретает плоть.
А тот мясистый, сочный плод
рассыпался на тень и отблик.

И в наступившей тишине
часы, растекшись по стене,
лениво сплевывают время
в заплесневелый полуштоф.
За дверью - щелканье шагов
дозора Рембрандта ван Рейна.

Эй, кто там! Никого. Зима.
Покой и тьма кругом. Земля,
покачиваясь на орбите,
никак не соберется вспять
мотать витки. Да, люди спят,
но вещи продолжают битвы

с реальностью. Слова стихов
перемещаются со строк
в иные строки так, что утром
откроется двоякий смысл.
А следом обнаружишь вдрызг
разбитой кухонную утварь.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

56. Немея

И звероборец шел один сквозь чащу леса
по распахавшим грунт следам гигантских лап;
вдруг по плечам хлестнул горячий хищный храп
и солнца свет померк за гибельной завесой.

Не ведая пути, как если б встретил беса -
в терновник, по ручью, с обрыва на ухаб -
к Тиринфу убегал объятый страхом раб.
Широкие зрачки от ужаса белесы.

Он видел въяве тот живой кошмар Немеи:
космата и рыжа шерсть на короткой шее,
оскаленная пасть, клыков кинжальный строй.

Так в сумерках грозна тень длинная фигуры
Геракла, что стоит в кровавой львиной шкуре;
не человек, не зверь - чудовищный герой.

Автор слов:	Эредиа Жозе Мария, пер с фрац. Д.Гагуа
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

57. Новый Кандид (ст.)

"Tout est pour mieux
dans le meilleur des mondes possibles."

Voltaire, "Candide". *

   I.

... из возможных миров. То есть, лучшее - это мираж,
сон, утопия, проба пера, блажь непризнанной музы.
Свет рубиновых звезд, проникает сквозь пыльный метраж
в совмещенный санузел,
где уже доказали не раз теорему Ферма,
но отсутствуют перлы, а годы и груды раскопок
констатируют лишь постоянство состава дерьма
да тщету гороскопа.

За окном - понедельник, и тот еще - в крапинку - флаг.
Слышишь, Муза, скажи мне о том... Но не скажет, не слышит.
От параш до Парижа почти континент. Это факт,
общепризнанный свыше.

Поневоле поверишь и сам, что из множества мест,
по отдельности взятых, слагается мир. И коль terra
здесь incognita, ** может быть, все в совокупности есть
комментарий к Вольтеру?

Небо. Звезды. И где-то внизу, в пресловутой тиши,
на краю унитаза - античная поза атлета.
Встань. Нажми на рычаг. И прислушайся. И запиши:
"Это есть наш последний..."

   II.

О, этот лучший из миров,
где совесть вместо контролера,
где зарифмован в пару строф
маршрут трамвайной одиссеи!
Живем, волнуемся, спешим
сквозь свой насквозь промерзший город,
солидны, словно малыши
на новогодней карусели.

В вагоне шумно и тепло,
он весь пропах табачным дымом.
Сквозь запотевшее стекло
мне улыбаются Сирены,
из-под карниза Дома мод
Атланты гордо смотрят мимо.
Трамвай въезжает в Новый год,
где чистый спирт и чай с вареньем.

Обжитый временем вагон
чуть дребезжит на повороте.
Невольно думаешь о том,
что замыкается кривая,
и в Новый год твой старый мир -
Циклоп с метелкой в подворотне,
троянская война квартир
и одиссея на трамвае.

* (фран.)                - Всё к лучшему в этом лучшем
                            из возможных миров.

                            Вольтер, "Кандид"

** Terra incognita (лат.) - земля неизвестная

Размер файла:	1.4 Мб
Продолжительность:	03:18
Скачать

Автор слов:

Гагуа Дмитрий

58. Ностальгический романс

                            Полы подметены...
                                    Б. Пастернак.

      ...И снова сладкий дым сбывается как осень,
      и вовсе не дожди, а белое вино,
      наполнив до краёв подставленные горсти
      распахнутых дворов, струится за окном.
      Начнём сентябрьский пир - обыденно и просто
      над чашами звучат негромкие слова,
      сплетённые в узлы витиеватых тостов,
      двусмысленных таких - аж кругом голова!
      И, опирая глаз на горы в сизой дымке,
      на купола церквей, гранёные под крест,
      Михайловский проспект с платанами в обнимку
      уходит в листопад - кружить чужих невест.

      В дешевом кабаке, что около базара,
      в компании гуляк, покуда не умру,
      я ночи напролёт пирую Валтасаром,
      но дни мои летят, как листья на ветру.
      Не то чтоб поутру проступит "Мене, текел"
      по беленной стене - багряной вязи нить,
      а просто - постарел: у Земмеля в аптеке
      от осени уже микстуры не купить.
      Похмельная тоска сердита и небрита,
      и дворник - лик судьбы - маячит вдалеке,
      и вечно надо мной смеётся Маргарита
      с букетом тёмных роз в опущенной руке.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

59. Ночь Онегина

Всю ночь, одетый,
Ты ждешь рассвета,
К утру оплавится свеча,
Как застарелая печаль.

Задуешь свечи,
Уложишь вещи,
Покинешь тот ненужный кров,
А снег сотрет следы и кровь.

И чтоб застенчиво не смолк,
Напев надежды в дальних странах,
Храни, как память о Татьяне,
Ее наивное письмо.

Весь мир, Онегин,
Укутан снегом,
И жизнь, как чистая доска,
Как холст до первого мазка.

Ты крикнешь: "Трогай!"
И по дороге
Уедешь в заспанную мглу
До встречи где-то на балу.

Она войдет в бурлящий зал
И в той толпе при ярком свете
Тебя, конечно, не заметит,
И ты поймешь, что опоздал.

Всю ночь по стенам
Мелькают тени,
И, размышленья горяча,
Еще горит твоя свеча.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Аблотия Роланд
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

60. О, Мария

О, Мария, царица рая,
роза света, златая чаша,
здесь, внизу, у самого края
бездны снов и глупостей наших,
не по должности - Богоматерь,
не по статусу - Приснодева,
буду я по имени звать тя,
Мария, просто - Мария. Где бы

ни было, где бы ни случалось,
всюду всегда одно и то же -
то пресыщенность, то усталость.
Телом тщедушен, душой ничтожен -
не для таких, как я, открыты
в храме врата на обе створки,
забывших начисто все молитвы,
от слов которых светло и горько -

что же могу я, что умею?
Точно, как тот жонглёр каналья,
что каждый день, рискуя шею
к чёрту свернуть в сальто-мортале,
мечет шары под купол неба,
ловит их слева, ловит справа,
корысти не ради, не ради хлеба,
единственно только тебе во славу,

так вот и я верчу словами,
мыслей узоры вью по кругу.
Снова костра ночное пламя
скрыла бушующая вьюга -
то волхвы в темноте плутают
вслед звезде над твоей пещерой,
и дальше ни вздоха, земля пуста. Я,
хоть и смешно, сегодня верю,

Мария, когда молодое солнце
качнётся в баюкающие руки,
когда ураган времён вернётся
на круги своя, а шёпот разлуки
расколется эхом со дна колодца,
тогда невольно, в благом порыве,
как SOS морзянкой, в груди забьётся:
Мария, Мария, только - Мария.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

61. Огигия

Густая ночь. Аттический прибой.
Все острова похожи друг на друга,
как странники - бредущие по кругу,
как женщины - забытые тобой.

Песком прибрежным время под стопой
поскрипывает мерно и упруго,
и до рассвета более - ни звука.
Молчание сливается с судьбой.

Но утром, в нити вытянув волну,
прясть челноку опять и плыть челну
по гребням терракотовым меандра.

И стриж стрелой срывается в зенит,
и дикий плющ ложится, как гирлянда,
на матовые бедра Аонид.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

62. Одиннадцатое марта

Запах снега трезвит и трезвонит сквозь белую муть.
Жидким утром по улицам мертвым ни следа, ни тени,
лишь граненым штыком перспектива строений - сквозь грудь,
меж лопаток - и вхруст упирается в желтые стены.

И идешь, еле жив, и стоишь, и срываешься в бег,
натыкаясь на ветер, слова подбирая с опаской,
проклиная и боготворя восемнадцатый век,
уставную муштру, сладострастный изгиб полумаски.

Там под взглядом чугунным пружинят решетки садов,
в окнах - темных навыкат - крест-накрест полопались стекла.
На учебном плацу, над порядком застывших рядов
флейта взвилась под верхнее "фа", задохнулась и смолкла.

Пропадает зима. И уже не укрыть, не украсть
ни частицы ея, да и полночь железом пропахла -
загребая метель пятерней, пошатнутся и пасть
к сапогам, в кружевные снега императора Павла.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

63. Оркестр исполняет дождь...

Оркестр исполняет дождь
С листа багрового платана,
Кларнеты тянут ноту "до"
Под "раз-два-три" твоих шагов,
И суетится дирижер,
И вот уже вокруг фонтана
Стоит античный сводный хор
Садово-парковых богов.

Оркестр исполняет дождь
Взамен обычной увертюры,
И ты одна, и ты идешь
По лужам, листьям, именам,
Какой исписанный сюжет!
Но любопытные скульптуры
Стоят и молча смотрят вслед
Тебе, ушедшей от меня.

Оркестр исполняет дождь
Про наши ссоры и секреты,
И я твержу себе: "Ну, что ж,
Пусть будет так, оставь, не трожь."
Божок мне дарит алый лист,
Но снова гаснет сигарета
И эта осень, и на бис
Оркестр исполняет дождь.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

64. Орфей

Когда тебе пою, когда пою тебя,
закрой глаза - пускай останется лишь голос;
из темноты звучат безликие глаголы -
времен прошедших талая судьба.

Они то лгут, то льнут круженьем головы,
то льстят, лаская слух, то, полоснув до крови,
смолкают на лету покорные условью
не говорить ни слова о любви.

Закрой глаза. На звук. На свет. На жизнь саму:
что было или нет - то, всё равно, не с нами.
Уже из уст в уста не выдохнуть признаний,
и хорошо, и, значит, ни к чему.

Мы будем просто жить - поодаль, вчуже, врозь,
встречать сырой рассвет за кофе с сигаретой,
и от самих себя хранить свои секреты,
додумывая то, что не сбылось.

Закрой глаза. Прости. За слабость к блеску фраз;
за вязкую тщету залаженного быта;
за слово, что мозжит, не до конца забыто;
за то, что погубил; за то, что спас.

Придуманный тобой - о, как я был хорош!
Придуманная мной - ты стала лучшей песней,
как если б на заре доверчиво воскреснув,
не открывая глаз, сама поёшь.

Размер файла:	3.6 Мб
Продолжительность:	02:31
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

65. Отъезд и дождь. Ах, Боже мой...

Отъезд и дождь. Ах, Боже мой,
как это пахнет мелодрамой!..
Как будто в стареньком кино
идем осенними дворами
и говорим о пустяках,
забыв о том, что
любви случайная строка
почти что в прошлом.

Отъезд к дождю... Не может быть;
наверно, все же, дождь к отъезду.
Километровые столбы,
промокший мир, и это бегство -
как бег по кругу. Но, увы,
тот круг порочен.
И вся история любви -
шестнадцать строчек.

Размер файла:	0.8 Мб
Продолжительность:	01:48
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

66. Павлин

I.
Наступает сезон звездопада
и на западе мутного дня
зреет заговор, смута, засада,
бунт, измена, мятеж, западня.
А восток отвечает опалой,
отлучает, казнит наугад.
И подобием дымным опала
вправлен в перстень прохладный закат.

II.
Ночь встает на востоке, со злостью
серп луны ухватив, как жнея;
звезды россыпью падают в горсти -
не узнаешь, какая твоя.
Не спасают ни удаль, ни дали;
крик павлина дробит, как хрусталь,
в запустелом осеннем серале
кочевую дамасскую сталь.

III.
Так бесплодны потуги востока:
сколь ни грозно заклятье беды,
утром запад поглотит с восторгом
пряный раж, буйство Мекк и Медин,
ярость капищ, кумирен, святилищ.
Но и день не спасет звездный сев -
все на свете приводят пути лишь
в широко запрокинутый зев.

IV.
Набивай эту бычью утробу
туком осени, хлебом дорог!
Снова волны качают Европу;
не на запад теперь - на восток.
Вон уже отгорели все звезды
до последней, чье имя - полынь,
брызжут соком хевронские гроздья
и фальцетом горланит павлин.

V.
И по стенам горящие строки
обращают чертоги в костер.
Перстень с пальца владыки востока
с мясом рвет полковой мародер.
Торжествующе шествует запад,
продолжает свой долгий парад,
оставляя пустыне лишь запах -
запах праха, отчизны, пенат.

VI.
Там, в далекой и страстной Пальмире,
перебив сторожей и собак,
повелитель, считай, полумира
молча курит солдатский табак.
Лишь янтарные бусины четок
сухо щелкают в тонких перстах -
счет побед исключительно четок,
да немотствует пленный Аллах.

VII.
Как тревожна восточная нега,
как безжалостен медленный яд,
что таят покоренное небо
и оправленный в перстень закат!
Профиль римский, когда-то - медальный,
нынче просится на медальон.
А в разгромленном наспех серале
под ресницами - зелень знамен.

VIII.
Полководец походкою пьяной
вторит томным узорам ковров.
На ногах - сапоги из сафьяна,
перстнем пальцы ободраны в кровь.
И клокочет то горько, то гордо
безголосый павлин-идиот.
Дотянуться б до щуплого горла -
поглядим, кто бойчее споет!

IX.
Захлебнувшись недоброй надеждой,
как опившись дешевым вином,
он меняет пароль и одежды.
Он командует тихо: "Подъем!"
И, приняв, как положено, рапорт,
обреченное войско свое
он ведет завоевывать запад -
на закат, в западню, в забытье.

X.
Только бездне клониться над бездной,
чтоб увидеть себя самое,
отражаясь в себе повсеместно -
ибо это и есть бытие.
И ложатся вечерние росы
в пересохшее горло долин.
Звезды падают. "Осень! Осень!" -
так кричит неуемный павлин.

Размер файла:	1.9 Мб
Продолжительность:	04:29
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

67. Памяти А.М. (ст.)

                               "In God we trust" *

                               Надпись на долларе

I.

Всю ночь - зима, всю зиму - ночь,
и нет пределов, нет границ,
хоть воспаряй, хоть падай ниц,
молчи или пророчь.
Когда бы вновь спешить волхвам
по выбоинам в мостовой,
но нет звезды и город твой
не Вифлеем - Бедлам.

И хохот разрывает рот,
и черным гноем каплет кровь,
и ветер стонет, как Иов,
всю зиму напролет.
Так вьется карнавал зимы,
звенит над вымерзшей землей.
Ах, Боже мой, хороший мой,
утешь и вразуми!

Не то беда что Ты велик,
а я по-своему упрям:
уже не жертвенник, не храм -
свечу Тебе воздвиг.
В тяжелом пламени свечи
не горний свет иных миров:
горит земля, вскипает кровь,
раскалены мечи.

Но если ведать, что творим,
как выбрать меж добром и злом?
Господь, укрой меня крылом
серебряным Своим!
Пусть там пророчествует тень
о том, что завтра быть суду,
я здесь вкруг пламени сведу
ладони вместо стен.
И вечно стынущим ветрам
класть на уста зимы печать,
и храм пылает, как свеча.
Свеча стоит, как храм.

II.

                                  "...голоса тех богов, что верят в тебя."

                                  Борис Гребенщиков

Наливай-ка в граненый стакан вина,
оботри рукавом свой разбитый рот.
Слышишь, чижик, опять за окном - война,
или это - весна, и пора вперед
прорывать за небо, сквозь синь и твердь.
Далеко ли лететь? Далеко, щегол.
Было б силы посметь - ледяная смерть,
отодрав от земли, зашвырнет в Шеол.

Но здесь, вне смерти и жизни вне,
меж кирпичных стен и лазури меж,
слышишь, чижик, мы здесь с тобой, как во сне,
замерзаем по пьяни в снегах надежд.
О, если бы ведать, кого спасу!
Но разжимаю кулак - а ладонь пуста.
Заратустра мычит, ковыряя в носу
гвоздиком от креста.

Наш глобус некругл, и уже вчера
земля перестала притягивать нас.
И уж если кричать, то кричи "Ура!"
In God we trust. Я - пас.
Генерал Вашингтон скомандовал "Пли!" -
что было, то было, осталась зола.
И бубновым тузом по спине легли
перебитые два крыла.

Слышишь, чижик-хранитель, который-то век?
Череда столетий прочней, чем сталь.
Ничего не помню. На веках снег,
под такой метелью уже не встать,
только ветер натужно свистит: "Айда!",
но сквозь сон понимаешь, что это - ложь,
потому что смерть - это там, куда
никого с собой не зовешь.

III.

Перелетные птахи,
пилигримы счастливой эпохи,
посланцы далеких, горячих земель.
(Облака - парусами, и ветер попутный - на север)
что торопитесь вы, повторяя канву одиссеи,
по бескрайнему небу в холодный, промозглый апрель?

Вот уже проступает из слякоти город, где мы -
толкователи снов, демиурги, адепты, пророки -
затерявшись, забывшись до вешнего вышнего срока,
холодны и бездарны, как черное солнце зимы.

Не томление духа, но просто - такая страна;
край величественных эпитафий и скудных эпистол.
Распахни же окно! Это слово к виску, словно выстрел,
словно грай воронья, вороненое слово "весна".

Перелетные птицы, небес самотканый покров
вы несете на кончиках крыльев - смиренно и вольно.
Но щебечут взахлеб воробьиные вечные войны
над густой византийской мозаикой пыльных дворов,

И опять раздается унылое пенье Камен,
и рокочет струна под костлявой рукой Кифареда,
и гремит за стеной злое эхо никчемной победы,
и осталось лишь слово. И нету иного взамен.

И ложится то слово тебе - златоуст, эпигон -
под распухший от водки язык, как медяк для Харона.
Разучи же летейскую песнь на гортанном жаргоне,
на хвастливом картавом арго зажиревших ворон!

Припаду ли устами к студеной струе забытья?
Видит Бог, мы не мертвых своих, но себя отпеваем.
Так звонят - вдалеке, за рекой - пролетая трамваи,
так спешат, чтоб вернуться к апрелю, в чужие края...

IV.

Вероятно, весна. Но об этом - потом,
ибо вслед за безумно орущим котом
мчится прочь искушенье едой и постом
по оттаявшим крышам апреля.
И оракул молчит, перебрав коньяку,
и кукушка размазана по потолку,
и в ответ на ее часовое "ку-ку" -
соловьев милицейские трели.

Впору пересчитать, протирая глаза,
аккуратности ради, кто против, кто за.
Из-за дальних морей накатила шиза,
как слеза треугольной огранки.
Так, чем выше полет, тем заманчивей пасть
в белоснежные сны, в распростертую пасть.
Тяжко жить среди гениев, знающих власть
над сердцами агентов охранки.

Не страшась ни чумы, ни тюрьмы, ни сумы,
заклинатели слов, мировые умы,
сомневаясь во всем по примеру Фомы,
огневые спрягают глаголы.
Да и сам-то я ныне - лишь эхо в горсти,
дуновение ветра, и Бог мне прости,
что в отверстые раны влагаю персты
да мурлычу под нос баркаролу.

Пусть звенит партитура по строчке луча,
что натянут сквозь дырку в замке без ключа;
смена года времен у Петра Ильича -
это, все-таки, цель, а не средство!
И уже, как в насмешку над вышним судом,
не дано различить, где твой дом, где Содом...
Так беги ж за безумно орущим котом
по извилистым улочкам детства.

* In God we trust (англ.) - мы верим в Бога

Примечание: В музыкальном файле МР3 поётся II часть

Размер файла:	1.2 Мб
Продолжительность:	02:54
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

68. Подпоручик Арлекин...

Подпоручик Арлекин, сдвиньте-ка набок треуголку,
вставьте розовый бутон в петлицу зимнего пальто
и не забудьте свой штандарт из лоскутков цветного шелка,
не то потомки не поймут, ей Богу, не поймут потом.
Гремит турецкий барабан. Голову выше, подпоручик!
Но, черт возьми, каков аллюр у деревянного коня!
Вы принимаете парад. Ура, виват, салют из пушек,
и со второго этажа на Вас в окно глядит она.

Подпоручик Арлекин, это не сон, даю Вам слово.
Не оглядывайтесь вверх, она и так глядит в окно.
Жаль только город, как на грех, даже не знает, что завоеван
ради нее, одной нее и только ради нее одной.
Сверкает оперный театр провинциальной позолотой,
тапер играет из Бизе, в партере шепчутся: " Дурак...",
а Вам все слышится "Ура!", Вам все равно, Вы гость залетный,
завоеватель без побед. Что наша жизнь? Мура.

Арлекин мой, Арлекин, не возвращайтесь в этот город.
Здесь давно уже не ждут, а если ждут - увы, не Вас,
а если Вас - не Вас сейчас, а Вас тогда; того, который
был юн и весел, а с утра был даже чуть зеленоглаз.
Так не оглядывайтесь вверх. Напоминать, должно быть, поздно
о том, что было да прошло, прошло тому назад шесть лет;
Вы нынче маршал и Ваш конь не деревянный, а из бронзы.
Лишь громыхают бубенцы на маршальском жезле.

Размер файла:	0.9 Мб
Продолжительность:	02:11
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

69. Полдень

Посерели, выгорели травы -
запах солнца веселит ноздрю
рыжему еврейскому царю.
Мутный зрак его с искрой кровавой
чуть расширен гневом, как отравой.
Цвет небес подобен янтарю.

День блестит, что краденый денарий.
Пыльный ветер хлещет, точно плеть;
горизонт дрожит, попавшись в сеть
скотобоен, кухонь, пивоварен,
и потеет стольный бестиарий
и жует, и срыгивает снедь.

Только камни помнят имя Бога,
только в небе отразится крик,
только вечность прячет темный лик,
отменяя времена и сроки,
проступая пятнами сквозь строки
угловатой тайнописи Книг.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

70. Последний романс

      Здравствуй, девочка-смерть,
      спелых яблок сладчайшая мякоть!
      Мне уже не успеть
      ни допить, ни допеть, ни доплакать.
      Эхо птицею ахнет,
      Днепра долетев половины┘
      Поздним августом пахнут
      распущенные георгины.

      Не в расшитой парче,
      не в порфире - в простой мешковине,
      ты скромна, и вотще
      льёшь креплёные сладкие вина
      на помин ли души,
      напоследок глоточек кагору.
      Растворяясь в ночи,
      ты приходишь нежданно и скоро.

      Я - придумавший жизнь,
      всю, от жимолости до скворечен;
      я - погрязший во лжи,
      мной придуманной, якобы вечен.
      Не заслуга - посметь:
      вне любви - где ж надежда и вера?
      Я придумаю смерть -
      голенастую девочку в сером.

      И течёт разговор
      сам с собой по звенящему кругу,
      и с опаской, как вор,
      я ласкаю ту тонкую руку
      чуть пропахшую дымом
      табачным, и рвутся на пламя
      молчаливое имя
      да болтливая вечная память.

      Утром яркого дня -
      пусть мои там завидуют вдовы -
      ты встречаешь меня,
      балагура, прожившего вдоволь.
      Здравствуй, девочка-смерть! Ты
      бесхитростна, как аллилуйя;
      окаянное сердце
      моё упокой поцелуем.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

71. Праздник

Отглаженный, побритый весь помощник палача
круги давал по площади, как ёжик, топоча;
перчаточки нулёвые поддев под локоток,
он так невинно сплёвывал и растирал плевок.

Раздуть огонь, связать петлю, настроить инструмент -
так много дел, что времени и пукнуть даже нет!
Неутомимый труженик по десять раз на дню,
бывало и по дюжине, от завтрака до ужина,
то в корень гнёт, то с корнем рвёт, то рубит на корню!

Сам праздничный, расфранченный, с гвоздичкой на груди,
он держится пай-мальчиком немножко позади.
Заплечный спец, да есть ли что тебе не по плечу?
Но достаётся слава, как обычно, палачу.

С каким же удовольствием ты вздёрнул бы его,
кто, как не он, оценит досконально мастерство;
суставы хрупнут в колесе, глаз лопнет сотней брызг!
Притом - нет личного совсем. Профессионализм!

И, по тому же принципу растя учеников,
однажды - дань традиции! - упав в свою же кровь,
зубами сыпля выбитыми, из последних сил
успеешь одобрительно прошамкать: "Научил!"

Прощай же, подмастерье! Вышибай, клейми, бичуй!
В смурном твоём веселии я по небу лечу
над плахами и дыбами, над скрежетом костей,
доселе над невиданной мистерией страстей.

Журчит, струится олово, сверкают топоры,
отрубленные головы - воздушные шары.
И, как обычно, хочется, снимая труп с крюка,
успеть вписаться в общество за пивом у ларька.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

72. Пророк

Покуда жисть не скажет нам - "Прощай!",
пока не наступил всему конец,
витийствуй, гениальничай, вещай
над водкой под солёный огурец;
вводи во блуд костлявых инженю,
воспитанных на Сартре и Саган -
Mon Dieu, я ничего не изменю!
Увы, madame, меж нами - океан.

Прибой покорно плещется у ног,
и в окруженьи знойных женских тел
ты чувствуешь себя как тот пророк,
который, как всегда, не преуспел
в отечестве, которое прольёт
французского парфюма слёзный дым -
Но снятся октябрями напролёт -
сбиваешься ≈ какой по счёту? - Рим.

Да что считать! Она, считай, ушла,
под жирною чертою "Итого"
на раз-два-три опустошив дотла
четвёртый Рим - Рим сердца твоего.
О, варвары! Уже ли вам внимать
плетению пророческих речей!
Что не меня сгубили, то плевать -
ни вашеский, ни Божеский, ничей -

И вновь, звеня, монетка вьётся ввысь,
и бытие сменив на житие,
ты даже не заметишь - улыбнись! -
плевка судьбы в предложенном питье,
когда шалман выхватывает нож
и требует: "А ну-ка, прореки!" -
закрыв глаза, наотмашь узнаёшь
пощёчину от женской той руки.

Зане, щеку подставив вслед щеке,
разбавим боль подслащенным вином.
Я прикурю на этом ветерке
от уголька, что полыхал огнём;
хоть маленький, какой ни есть, да - прок.
И дождь с утра ≈ почти благая весть,
но из тумана выбранных дорог
на перекрестке проступает крест.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

73. Простенький романс

Жёлтый одуванчик у забора,
лопухи да лебеда...
Всё твоё несбывшееся горе
расплескалось как вода,
расплескалось, звонко рассмеялось -
как сквозь пальцы протекло.
На устах осталась лишь усталость,
во глазах - белым бело.

Что ж теперь - вот так и станешь молча,
плакать, ждать и зимовать?
Ночи, знать, бегут себе по-волчьи -
не оглядываясь вспять.
Лишь под утро снежный ветер с воли
боль и сон прижмёт к плечу.
Небо перекрестишь, и Николе
не забудь - поставь свечу!

Кружевами, лёгкой зябкой шалью
кутай дали, грей в горсти
имена, мгновения, как звали
поминай, кляни, чести...
И уже от самого порога -
ни венца и ни креста -
это просто дольняя дорога
бесконечна и пуста.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

74. Прощание с Боккерини

Дирижер взмахнет смычком тяжелым -
музыканты вступят в унисон.
Ох, уж те амуры да виолы,
вечности жерло, глагол времен.
Антураж доподлинно старинный,
восковых свечей веселый свет...
Это - сам маэстро Боккерини
нам с тобой играет менуэт.

А наутро, чуть рассвет забрезжит,
размывая мутный небосвод,
прямо под окном цыган заезжий
о родимом крае запоет,
где летит повозка в снежном поле,
бубенцами издали звеня.
То ли это просто призрак, то ли
так и начинается война.

Мир горит, как старая гравюра,
скручиваясь с треском, не спеша.
Но звучат виолы да амуры
чисто серебро, моя душа.
Не жалею, не зову, не верю -
ветром ли вернемся на круги!
А война стоит у самой двери.
Стало быть, бежать? Ну, что ж, беги.

Впрочем, погоди: себе дороже -
смерть на полчаса опередив,
слышишь, по пятам несется тот же
самый незатейливый мотив.
Что за дело, дым какой чужбины
бледной пеленой нас обовьет?
Нынче бал! И ночь, за половину
перейдя, срывается в полет.

Дирижер взмахнул смычком тяжелым,
и уже стоим, рука в руке,
я - в расшитом бархатном камзоле
ты - в парче и в белом парике.
Все же, хорошо играют, черти!
И совсем не важно, свет ты мой,
ветер ли, дыханье близкой смерти
задувает свечи по одной.

Размер файла:	1.1 Мб
Продолжительность:	02:43
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

75. Раав (ст.)

Из книги Иисуса Навина.

"...И послал Иисус, сын Навин...

         и сказал: пойдите, осмотрите землю

         в Иерихон. Два юноши пошли и пришли

         в дом блудницы, которой имя Раав,

         и остались ночевать там...

         Царь Иерихонский послал сказать

         Рааве: выдай людей, пришедших к тебе,

         которые вошли в твой дом; ибо

         они пришли высмотреть всю землю.

         Но женщина взяла двух человек тех,

         и скрыла их..."

I.

Вот и пуст твой дом, и снова
на столе блестят монеты -
плата плоти и постели.

Как безумен этот город
в это выжатое лето;
как безумен этот город,
вымирающий к обеду,
воскресающий под вечер;
как безумен этот город!

Никуда ты не уедешь.
Утром, в скомканной постели
ждешь как смерть - ночного гостя;
по ночам к тебе приходят
соглядатаи и стражи
за весельем и любовью
по условленной цене.

Утром, в скомканной постели
ждешь как смерть - ночного гостя.
Это утром... А под вечер
ты, блудница встретишь смехом
то, чего боялась утром.

Никуда ты не уедешь.
Пусть безумен этот город -
город липких поцелуев;
никуда ты не уедешь,
лишь рассеянно помянешь
опостылевшее дело:
- По ночам приходят только
соглядатаи и стражи!..

А вчера пришли другие.
Как вчера скрипело ложе!
Как вчера стонало тело...
Ты внезапно позабыла,
что любовь твоя продажна,
и напрасно ждали стражи,
засыпая у порога.

Ты, конечно, позабыла...

Вот и пуст твой дом, и снова
на столе блестят монеты -
плата плоти и постели.

Утром, выкупленным утром
за стеной проснутся дети
соглядатаев и стражей.
Боже, как они похожи!

Никуда ты не уедешь.
Так живи, Раав, как знаешь;
принимай ночного гостя,
принимай в старинном доме
у стены Иерихона.

II.

Налей молодого вина
в ладони серебряных чаш,
налей! И твоя ли вина,
что краток предутренний час?
Потом - это будет потом.
потом разберутся, кто прав;
а нынче за щедрым столом
пирует блудница Раав.
Да что нам бунтарь Люцифер
и мудрый гордец Саваоф,
когда в приоткрытую дверь
стучится бродяга Любовь!

Грешила? А кто не грешил?
Не стоит,
не стоит оплакивать жизнь,
не стоит на золото лжи
менять, не считая, гроши.
Пей запах жасмина и трав!
Всё будет: и трубы, и кровь;
но Богом отмечен твой кров,
святая блудница Раав.
Летит арамейская речь,
летит через тысячи лет,
вплетаясь в Священный завет
следами угаданных встреч.

Налей молодого вина,
налей! Не скупясь, до краев
налей! И твоя ли вина,
что по миру ходит любовь?

III.

Когда запели петухи,
расправив сложенные крылья,
Бог отпустил тебе грехи,
да только люди не простили
за всё - за то, что мир таков,
за то, что было так, как было,
за то... За то, что утаила
свою последнюю любовь.
Пусть там судачат о тебе;
тот смертный грех - такая малость!
Но где любовь твоя? Теперь
на память от нее остались
лишь запах розовых духов,
следы осыпавшейся пудры,
безумье ночи, мудрость утра
да крик соседских петухов.

IV.

Меня там ждут. Да, все-таки пора.
Прощай, моя мучительная прихоть!
Разлука, видит Бог, не худший выход;
хотя, как посмотреть...
Пирует лето во дворах,
дверь заперта, а вечный горизонт
дрожит в дыму курений. И, конечно,
я не вернусь. Не тешь себя надеждой;
возьми свои ключи;
забудь меня, как горький сон.

Я не вернусь. И даже если вдруг
судьба меня забросит в этот город,
я потеряюсь в кружеве заборов.
Все кончено. А ты
стоишь и плачешь на ветру.

Иди, иди вдоль выбеленных стен
по сквознякам молвы и суеверий,
благословляя время и потери,
и с легкой суетой
встречая каждый новый день.

В тот день, когда заговорит труба,
да будет свет в забытом мною доме
у городской стены. Но, всё же, кто мы?
Быть может, эта ночь
и ты - действительно, судьба?

Итак, прощай. Там ждут меня, прощай,
прощай, моя мучительная прихоть!
Разлука, видит Бог, не лучший выход,
но давит мне плечо
сукно походного плаща.

V.

Уже сентябрь.
Сентябрь?
Да, в самом деле:
у ветра теплый привкус смокв и хлеба,
в долинах собирают виноград,
и этот день, и этот долгий день
окутан дымкой жертвоприношений.
Сентябрь.
Забыв набросить покрывало,
ты все стоишь, высматриваешь след
в сухой пыли осенней Палестины;
стоишь простоволосая, чужая;
стоишь и ждешь, как будто больше нет
ни времени, стирающего память,
ни старости, ни смерти, ничего...
И лишь любовь, та самая любовь
хранит тебя от засухи и плена.
Ты все стоишь, высматриваешь след
в сухой пыли осенней Палестины.
А по ночам незапертая дверь
скрипит. Ты просыпаешься: "Любимый!
Я так тебя..."
А это только ветер,
а это только ветер, и опять
приходит сон.
Сон? Может быть, и вправду
все это есть: и ты, и он, и лето,
и тихая любовь; и, может, снится,
что ты стоишь, высматриваешь след
в сухой пыли осенней Палестины?
Но почему бывает временами
так страшно оглянуться и увидеть...
И вспомнить... Неужели это было?

... На третий день под городской стеной
уже стояло войско. Чуть поодаль -
шатры, повозки с семьями и скарбом -
обозный муравейник. Там, внизу
молились о победе; до заката
молились об обещанной победе;
молились, надрывая голоса.
И вместе с ними - он. Ты знала это:
ненайденный, неузнанный тобой,
он, всё же, был и тоже, вместе с войском,
молился о победе. А возможно,
не только о победе.
Он вернулся,
но эти стены... Если бы не стены!..
Он там!
Ты это знала и просила
у неба, у судьбы, у всех богов:
"Пусть будет жив! Пусть только будет жив,
а там... Пусть будет так, как вы решили;
пусть только будет жив и невредим!"
Но вдруг как будто небо раскололось,
и мир оглох от воя сотен труб.

И было так: обрушилась стена,
и воины с бездонными глазами,
и воины с любимыми глазами...
Нет, воины с глазами палачей
колоннами вступили в переулки;
и, в темноте паря над площадями,
смерть хохотала голосом трубы,
и не было ни света, ни спасенья.
И было так: звереющие люди
здесь умирали, унося с собой
оскаленную ненависть. Один лишь
юродивый, растоптанный конями,
устало прохрипел: "Бог есть любовь!.."
Смерть виновато вздрогнула плечами,
притихла, наклонилась и закрыла
его окаменевшие глаза,
затем неторопливо отвернулась
и прокляла опустошенный город.
И было так, и ночь не принесла
ни тишины, ни сна, ни облегченья,
а утро оказалось утром рабства...

Они ушли.
А ты жива.
Как странно!
Такая тишина... Лишь только ветер
проносится над мертвыми камнями,
и сыпется песком вся мудрость мира:
Бог есть любовь!
Бог весть... Одни руины,
да беспокойный сон, да плач детей.
И всё. Любовь? Оплаченная кровью,
она осталась где-то за спиной;
она осталась в том прощальном утре
последней чашей терпкого вина.
Но каждый день, с утра, без покрывала
ты все стоишь, высматриваешь след
в сухой пыли осенней Палестины.

Примечание: На музыкальном файле МР3 исполняется, как песня 4-я часть.

Размер файла:	3.7 Мб
Продолжительность:	02:32
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

76. Рим твоих времен

Из письма в провинцию:
I.

... мы молоды. Подумать только, Марк -
мы молоды, а стало быть, всесильны.
Мы молоды! Весь Рим, да что там Рим -
весь мир у наших ног, ведь Луций Сулла
счастливейший диктатор, мудрый вождь,
отец народа, смрадный ужас римлян -
тот самый Сулла мертв, и мы уже,
я думаю, о нем не пожалеем.
Жизнь только начинается, мой Марк.
Какое счастье - жить! Я с нетерпеньем
встречаю новый день, и крепче вин
меня пьянит безоблачное утро
разлитое по чашам площадей...

II.

На синем небе облака
застыли белыми конями.
Не нагибайтесь за камнями;
ещё успеем, а пока...
Пока, на праздничной земле,
в тени высоких кипарисов,
восславим бога Диониса,
а вместе с ним - лозу и хлеб.
И в тишине звучат слова
над чашей вечного фалерна:
"Мы будем счастливы?" "Наверно...
А впрочем, все-таки, едва ль".
Всё это - в тайне. И, хотя
на меч судьбы наш день нанизан,
мы славим бога Диониса,
как век назад и век спустя.
Судьба судьбой, и если так,
да будет так! Но время терпит;
наполни чаши, виночерпий,
еще хотя б на полглотка!
Ликует плоть и бродит кровь.
Как говорится, днесь и присно
мы будем славить Диониса -
творца и гения пиров.

III.

День отошел. Казармам дан отбой;
отборные бойцы храпят, как кони,
вдали устало плещется прибой,
и в полутьме распластанные кроны
приземистых олив по-женски бредят,
пытаясь удержать прохладный ветер
хоть до утра, когда б не насовсем.
Шестая стража. Ночь.
А между тем,
еще не стихло звонкое застолье;
с утра - в поход, во славу и по воле...
Что ж, ночь длинна. Да здравствует лоза,
да здравствуют вплетенные в прощанье
гирлянды роз и горечь обещаний,
стихи и свет, глаза и голоса!
Четвертый час. Дорога. Марш колонн;
они идут, сильны и торопливы,
а женщины, как робкие оливы,
застыли у заставы. Легион
пылит вдали: поля, равнины, горы,
селенья остаются позади,
и вьются над путями разговоры
о жизни, о домашних...

IV.

Покалеченные кони
триумфальных колесниц
спотыкаются о комья,
задыхаются на марше.
Ворох писем от домашних
и записки от девиц -
это в прошлом; нам пока что -
переход до Рубикона.

Цезарь сзади. Цезарь с нами!
Мы уходим в горизонт,
под орлом трепещет знамя
боевого легиона.
Переходы, перегоны,
переправы, перезвон
затянувшейся погони,
окантованной в гекзаметр.

Жизнь впрессована в анналы
до последнего звена;
на высоких пьедесталах
каменеют полководцы.
Но никто не отзовется,
лишь гражданская война,
словно эхо, пронесется
по горам и перевалам.

И, срываясь с тесных строчек
мемуаров и поэм,
вместо слов оставив прочерк,
мы уходим - безымянны -
в пустошь, в белые туманы,
в никуда и насовсем.
Ну, а Цезарь нас помянет
осторожным многоточьем...

V.

Из воспоминаний Гая Оппия, римского всадника:

... Проезжая по извилистой дороге,
мы заметили в низине городишко.
И сказал Сервилий Публий:
- Неужели
даже здесь бывают распри среди знати?
- Что касается меня, - отметил Цезарь, -
полагаю, чем вторым томиться в Риме,
лучше жить хотя б и здесь, но, все же, первым.
Все притихли. Юлий Цезарь усмехнулся
и подумал: "Ну, а в Риме - и подавно!"...

VI.

В провинции глухо:
здесь можно быть первым,
здесь сонные мухи
да голые вербы.
И вечным вопросом
мне душу мозолит
та томная просинь
над выцветшим полем.
В провинции осень -
такая тоска!..

В багряную тогу
одеты равнины,
и снова дороги
выводят нас к Риму.
Уже отгорели
пиры и попойки.
Неужто стареем?
Стареем и только...
Скорее, скорее,
скорее б весна!

Но шепчут нам свечи
в провинции Рима:
- Здесь все вы навечно
остались вторыми!
Как поздние гости
дожди и туманы
приходят без спроса.
И вновь, как ни странно,
в провинции осень.
Такая тоска!

Ах, глупая осень...

VII.

Всю ночь лил дождь. Тот загородный дом
отрезан был от города и мира
октябрьской хлябью всех пустых дорог,
ведущих в Рим. Всю ночь лил дождь; а в спальне,
где медленно трещал горящий воск,
так густо пахло розами и смертью.
И кто-то там, мне кажется - Катулл,
шептал, с трудом расклеивая губы:
- Эй, мальчик!.. Слышишь, мальчик, дай вина;
сегодня гости... Богу Дионису,
увенчанному лавром и лозой,
мы воздадим... Фалернского мне, мальчик!..

Дождь не переставал; скорее даже
усилился, стараясь заглушить
и без того едва заметный шепот.
И только поутру короткий звон
разбитой чаши прокатился эхом
по комнатам, и разбудил раба.

Раб, осторожно подойдя к постели,
задул почти сгоревшую свечу.

VIII.

Гори, свеча, гори... Гори, пока горим
невидимым огнем осенних вакханалий!
Пылающий октябрь принес свои дары:
венки звенящих рифм и полные бокалы.
В преддверии зимы предчувствуя снега,
о, как же мы спешим в распахнутое небо,
и ночи напролет неведомым богам
прилежно воздаем огнем, вином и хлебом.

Гори, свеча, гори... Гори да не сгорай!
Пускай стучатся в дверь сомненья и метели;
ведь истина - она, как этот мир, стара,
и мы сегодня пьем, не веруя в похмелье.
Забудем до утра упреки октября;
здесь кровь душистых лоз пьянит былой любовью,
здесь жизнь щедра добром, здесь свет!.. И, говорят,
что смерти нет, пока горят свеча и слово.

Гори, свеча, гори... Отныне и вовек
гори, пока часы не пробили рассвета!
Гори, да будет так! Но за ночь выпал снег,
и в белые поля слова уносит ветер.

... Благословляю вас! Пирами и строкой
благословляю вас; благодарю и славлю
за лозы к октябрю, за вызревшнй покой,
за белый снег, за этот свет, что нам оставлен.

IX. Из письма в провинцию:

...Здесь у нас всё по-старому: сплетни, долги и порядок.
Цезарь мудр, хоть и он... Но об этом не стоит в письме.
В остальном - все по-старому, Марк, только разве что годы,
а вернее - года, оставляют морщины, и я
равнодушно гляжу на заснеженный город.
Всё так же...
Да и что тут изменится, Марк? Ты же знаешь - зима,
день за днем все короче, а ночи... А ночью, бывает,
так подступит под горло - хоть вой. Говорят, это старость.
Я не знаю; возможно и старость, но хочется верить,
что, скорее всего, это просто зима. Так-то Марк.
Помнишь прежде: пиры до рассвета, друзья, разговоры
о делах, о матронах; там даже поэт был такой,
тот, что умер потом. Кстати, вот тебе новости: помнишь...
Как же звали ее? Ну, она еще с этим поэтом...
Должен помнить! Так вот, я тут встретил недавно. Она
проезжала в носилках, и, видно, меня не узнала,
или, может, узнала, но все же проехала мимо,
а гулявший со мной Луций Квинт - горлопан и пропойца -
ухмыльнулся и едко заметил: "Смотри-ка, Петрон,
вон она, та, которую пел стихотворец!
Нынче к Цезарю едет любиться по сходной цене".
Я подумал: "Бессмертные боги! Что делает с нами
беспощадное время..." Сказали б когда - не поверил,
что красавица, ради которой марали пергамент,
через несколько лет может стать дорогой потаскухой.
Цезарь тоже хорош!.. Как приедешь, скажу и о нём.
Да, наверно и вправду старею. Чему удивляться:
помнишь, Марк, те застольные песни - когда это было?
Это кажется, будто вчера, а прошло столько зим,
что уже не считаем ни зимы, ни смерти. Все те же
наши сплетни, долги и порядок; и мы, как всегда
в храме Януса не затворяем ворота. Воюем!
Цезарь мудр и велик, а народ благодарен судьбе...

X.

Конец зимы. И стылый ветер на прощанье
припорошил следы, дорогу, жизнь саму.
Перепиши черновики своей любви,
перелистай страницы пожелтевших книг,
пересчитай остаток дней...
По городам, по площадям и переулкам,
по спящим городам уходит жизнь, и ты уже
не ждешь друзей. Остались только тени,
да пустота на дне души.
Перепиши слова молитв на тот пергамент,
где всё и вся; где вместо солнечных стихов
безмолвные столбцы мартиролога,
и не видать конца потерям...
Перепиши, перепиши тот длинный список;
осталась в нем последняя строка - твоя.
С ума сойти!.. Как скоро, как бесстрастно
растаял снег, и кончилась зима.

Примечание: В звуковом файле МР3 поётся VI часть

Размер файла:	0.8 Мб
Продолжительность:	01:50
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

77. Романс Отрепьева

Вот и осень. И крылатый табор,
вытянувшись в небе по дуге,
с криком покидает замок Самбор,
исчезает, вьется вдалеке.
Как туманно утро расставанья!
Отвернув красивое лицо,
что ж руки мне не протянешь, пани?
Не мое ль на ней горит кольцо?

Пусть теперь плывут во славу ляхов,
словно бревна, трупы по реке,
пусть кадит ясновельможный Краков
на златом латинском языке -
здесь, во третьем, тронном, лобном Риме
мы с тобой смертельно далеки...
Что же гонишь ты меня, Марина,
прочь небрежным манием руки?

Рук твоих точеные запястья
да лица опаловый овал
сколько раз, пылая вешней страстью,
я в мечтах бессонных целовал!
А сегодня я хриплю с натугой,
в грудь, под крест приняв широкий нож:
- Что ж ты, блядь, теперь заламываешь руки?
Сука...
Что ж меня на муки выдаешь?

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

78. Рядом с тобой мне вновь шестнадцать...

Рядом с тобой мне вновь шестнадцать
лет - забавна, не правда ль, эта
метаморфоза времён? Смеяться
над собой, млеть от силуэта
твоего, камейного, сбоку,
на заре китайского шёлка,
верить в тебя больше, чем в Бога,
быть с тобой рядом, но и только!

- Я разучился целоваться,
впрочем, конечно - никогда и
не умел; в мои-то шестнадцать
поздно пытаться уже, родная,
стать кавалером Казановой -
впору писать воспоминанья,
бисером шья каждое слово
ежевечерних расставаний!

Невыносимо громоздка стая
фраз дежурных, и я, невольно,
силясь сказать, слова глотаю,
давлюсь глаголами, как болью,
местоименья не находят
места себе - угловатое "мы",
распавшись на "ты" и "я", юродиво
мычит парой глухонемых из тьмы.

Мне б добавить годков так двадцать,
чтоб за тобой лысоватым фавном,
изнемогая от страсти, гнаться.
Гнутся деревья к земле плавно,
бег твой лёгок, как сон детский,
лишь трещит под стопой хворост -
это, и никуда не деться,
стынет мой настоящий возраст.

Сам на себя зол, бешен -
видно, уже ничего не сделать -
всё же скажу: люблю, хоть вешай
кнопкой к стене, как шесть на девять.
Позади, вслед торжищ и игрищ
лишь стихи - пепелищ гуще.
Что ты в моей истории смыслишь!
Лучше побереги уши!

Ты ж говоришь: "Пройдёт!" Возможно,
стихнет как дождь в листве опавшей,
смыв по канаве придорожной
смятые лепестки ромашек.
Что гадать? Не в том ведь дело -
очи, в которых хохочет ветер,
ног и плеч твоих загорелых
горькое золото, доннерветтер,

мне не запомнить на прощанье,
не сохранить, не сберечь - каюсь!
Речь не о том, на одном дыханьи,
всё не то; попросту - задыхаюсь
словом и временем, спасу нету.
Милости ждать ли? Да хрен с нею!
Хуже любовников, чем поэты,
Слышишь, гони-ка меня в шею.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

79. Свобода

Мы любили её, как бабу -
ту, с конём в горящей избе,
раскоряченную разлапо,
лепесток ромашки к губе.
Обжигающая отрава,
дерзкий смех или свальный грех:
мы хотели её, шалаву,
мы делили её на всех.

Заручившись блатной порукой,
что невидима и крепка,
мы пустили её по кругу,
по затяжке, по полглотка.
Разноцветной цыганской шалью
ворожила, влекла, вилась...
Нет, не мы её выбирали,
но она выбирала нас.

Что гадать - мол, любо, нелюбо -
обсчитавшись на лепесток?
Время мерно течет на убыль:
День за рубль, и год - не срок.
Жизнь - измаранную бумагу -
набело не переписать.
Нет ни родины и ни флага;
из родных - лишь едрёна мать.

Эх, свобода, дурная девка,
нам сберечь тебя мудрено:
однолюбка ль ты, однодневка,
одноночка ли - всё одно.
Снова блёклое небо смято,
и к замку не найти ключа,
потому что неволя - чья-то,
а свобода - всегда ничья.

Примечание:Есть вариант музыки и у автора стихов.

2004

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Шатский Андрей
Исполнитель:	Шатский Андрей

80. Сказки минувших дней

Я вспоминаю сказки,
Сказки былых веков,
В сказках - добро и ласка
Даже в сердцах врагов.

В сказках еще ни разу
Друга не предал друг,
Томик любимых сказок
Лечит души недуг.

В сказках бывает часто
Мудрый седой король,
Битва не так опасна,
Смех заглушает боль.

Канули в Лету тролли,
Джинны и злой дракон,
Время меняет роли,
Жизни суров закон.

Умер последний рыцарь,
В замке ржавеет меч,
Старость морщинит лица,
Сердце огнем не сжечь.

Люди снимает маски,
Людям дела важней,
Я забываю сказки,
Сказки минувших дней.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Аблотия Роланд
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

81. Слава нашим богам !

Слава нашим богам !
Мы не рабы... пока.

Там, на песке арен,
В сгустке черных комков
Кровью Ромул и Рем,
Выкормыши волков,
Бронзой пустых глазниц
Хитро пустив слезу,
Устремляются ввысь,
Оставляя внизу
Площади, пустыри,
Улочки и дворы,
Корчится от жары
Непобедимый Рим.
Смачно горланит жизнь:
"Хлеба и зрелищ? Что ж,
На, получай, держи !
Ну же! Чего ты ждешь?"

Отощав, ошалев, озверев от жары,
Люди кричат: "Убей! Не убьешь, так умри!"
Не умрешь - не простят.
Сплюнут, вскрикнут: "Растак и перетак!"
Спартак,
Черный кристал креста,
За сто лет до Христа
Трещиной в небеси
Так, что дали хрустят.
Люди молчат.
Спаси?
Что им благая весть,
Крошки семи хлебов?
Слово такое есть
Глупенькое - "любовь",
Сладенькое - "любовь",
Выдумка для рабов.

Мы не рабы. Не нам
В раскаленный песок
Вписывать имена
Кровью. Но между строк
Проступает, что хрен
Редьки не слаще. Так
Шутят Ромул и Рем,
Предъявляя счета,
Снова дают взаймы
На уплату долгов.
Нет, не они, а мы -
Выкормыши волков.

Волк, попавший в капкан,
Отгрызает себе лапу. Это пока
Меньшее, что судьбе за свободу отдашь.
Продолжайте пиры !
Стонет с похмелья наш
Склонный к упадку Рим.
А ты и рад, дурак,
От арен до пиров
Не замечая, как
Хлещет запястьем кровь.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

82. Сны корнета Какаду (ст.)

I.

Листья падают наземь, на зиму
скорпион вползает по азиму-
ту из Азии в вазу рядом
с картой. Вроде, еще не поздно, но
густо смазаны стрелы осени
скорбью - скорпионовым ядом.

Листья падают навзничь, лицами в
плац. По лацканам кровью длится миф
о такой-растакой свободе.
В такт - тик-так - вороненый маятник.
Чертик в башенных начинает иг-
рать и скалиться: "Что, слабо, да? "

Листья падают. Листья падают.
Переполнена мясом сада ут-
роба осени. Словно "SOS" , ды-
мят вдоль мира костры из мусора.
Пусто. Дворник бранится: "У, зара-
за!" С деревьев свисают звезды,
гроздья звезд.

II.

Натюрмортик в духе соцреализма:
стол, тарелки, "беломорина", газета,
"Пролетарии всех стран...", рыба, листья
лавра только что из супа, пятна света,
пыль на кожаной обивке дивана,
бюст в углу - стандартно-серая лепнина.
А на донышке граненого стакана -
глицериновые слезы Арлекина.
И в прогорклый полумрак коридора,
озабоченно жужжа сонной мухой,
нереальнее, чем сон Сальвадора,
из-под рамки поползла бытовуха.
Арлекин, насмешник, шут, бедный Йорик,
что за глупость - эти слезы в стакане!
Дон Жуан на брудершафт с Командором
пьют, послав ко всем чертям донну Анну.
И блестят под солнцем круглые даты
медяками в позолоте регалий;
и приходят неизвестные солдаты
на могилы неизвестных генералов,
разворачивая закусь и знамя,
соловея, как в нирване, от зноя.
Может, это все придумано? Не знаю,
если даже и придумано - не мною.
"П'ялета'ии всех ст'ян..." - еле внятно
шепелявит бюст в углу славный лозунг.
Расплывается реальность - рыбьи пятна -
в даль Дали и глицериновые слезы.

III.

О всех невыплаканных снах -
сухих, горячих, беспокойных -
в которых длятся наши войны
неодолимо, а размах
косы ль, шинели - пусть крыла! -
отвесно гасит, как окурок,
в шеренгах шахматных фигурок
Их Благородье Короля;
о снах, где время пирамид
глазеет, что зимой, что летом
суконным интендантским цветом
насытив общий колорит;
о всех, чей бравый здравый смысл -
колосс на глиняных подпорках,
но властно буйствует подкорка -
ты слышишь, не проговорись
об этих снах, когда тоска
взвывает эхом под мостами,
меняя действия местами,
и так близка - почти близка -
развязка, что окатит дрожь,
замрет на миг и схлынет к черту.

Сырое небо пахнет портом.
Играет флейта. Вторит дождь.

IV.

Откуда тут морю? Но если зажмурить глаза, как от ветра,
но если прислушаться к шороху шелковых листьев и после
к протяжному свисту - ты только попробуй! Попробуй, не бойся! -
окажется, есть только море, и в море - скорлупка корвета.

Но это неправда. Откуда тут морю; не море, а город.
Жилые дома образуют углы, за которыми снова
углы составляют дома из остатков словес и любовей,
и только погода на завтра, как прежде, предмет разговора.

Вот цвет населенья: министры в отставке, торговки редиской.
Карнизы и крыши приподняты чуть, словно шляпы из фетра:
"Приветствуем вас!" Вдоль по узенькой улице под руку с ветром
фланирует вечер, лиловый, как негр из притона во Фриско.

Пусть скажут: "На улицах пусто", отвечу: "Не важно, поверьте,
я видел вчера их: тот вечер дымил на ходу папиросой,
а ветер - корсар, проигравший сраженье и списанный в осень,
рассказывал байки одну за другой о морях, о корвете...

Безумный фонарь, провожая их, или же из любопытства
загнулся за угол, да так и остался стоять дураком, а
ветер и вечер входили в кофейные чашечки комнат,
садились к столу и, шутя, разрушали налаженный быт снов.

Наивные дамочки квохтали, слушая присказки ветра:
- Ах, шейх аравийский! А мы-то, несчастные чахнем в расцвете...
И вечер пытался хоть как-то, хоть чем-то утешить, а ветер
молчал, сохраняя в лице выраженье бывалого метра".

Но это неправда. Как, впрочем, и море, и чайки, и бури,
и та кривизна горизонта, скорей всего, просто спросонья.
В подъезде орудует осень, семь тридцать, будильник трезвонит.
Опомнись, откуда тут морю, откуда! Но если зажмурить...

V.

Двери хлопают, ставни скрипят, вылетают фрамуг переплеты,
пузырями слоится стекло, сталь трещит, точно челюсть в зевоте -
это просто сквозняк: не любовь, не разлука, не ревность тем паче.
Просто ветер гоняет слова, задыхаясь от свиста и плача.
Вот и сбылись все сны, и романс заражен повседневным безумьем.
Как мосты, времена сведены к плоской - арифметической - сумме
одиночеств, мой добрый корнет, в полевом треугольном конверте.
Видно, нас позабыли на тех перекрестках небес,
ибо миг бытия бесконечен, а, значит, досаднее смерти.
Лишь вдали - примечай! - чуть слыхать - узнаёшь? - полонез.

Оглядись; этот город помечен на карте кружочком в прицеле
неизвестного меридиана и Бог весть какой параллели,
и на всем протяженьи, по всем адресам перекрыто движенье.
И уже с лёта липнут на спины прохожих не листья - мишени!
Это осень, раскосая осень вступает в поверженный город,
заполняет дворы, переводит часы, выставляет дозоры,
и толкает колеса обозов, и строит в колонны поротно
волонтеров, матерых солдат, усачей-унтеров.
И красивы штандарты, и славно гремит марш побед в подворотне,
но из-под сапога по листве расплывается кровь.

В самом центре, в старинном, ухоженном парке, в кленовой аллее
к озорному восторгу зевак на плечах медных статуй алеют
эполеты гвардейских полков. Так по-царски их жалует осень.
Под богатой добычей скрипят и трещат тяжеленные оси.
Там, сужая кольцо, вдоль по улицам - каменным, узким, глубоким -
семенит кривоного орда, шелестят золотые подметки,
и отточенней контур границ - ни пятна, ни окна, ни пробела.
Но, дробя на сетчатке - ликуй, захмелевший Евклид! -
от морей и зыбучих песков до горячего женского тела,
видишь только осколки квадратов, шаров, пирамид.

VI.
                                    "Кто выдумал, что мирные пейзажи
                                     не могут быть ареной катастроф?"

                                     М. Кузмин

Ночь, улица, фонарь, аптека, люмпен.
Скульптура посреди овальной клумбы:
скуластый гегемон с веслом и горном.
Дома: публичный, далее - игорный,
жилой, казенный и т. д. В отеле
мест нет и не надейтесь. Сделав дело,
угрюмый мавр уходит прочь отседа.
Портье ведет крамольную беседу
о вечности с доверчивой собакой.
Все тот же люмпен в брюках цвета хаки,
размякший после водки под пельмени,
особенно охоч до Мельпомены:
"Искусство - ик! - принадлежит народу".
Собака неопознанной породы
кусает искусителя за мякоть.
Портье визжит: "Вяжи ее! ", однако
напрасно. Ночь. Дома. Семейный город.
Дежурный мент от счастья на заборе
обводит мелом букву "Й". На башне
бьет четверть. Впрочем, это все неважно.
Мой люмпен спьяну пялится в пространство
под юбку Мельпомене. Муза в трансе,
жена крушит фаянс о череп мужа.
Опять же ночь. Фонтан. Лунатик. Лужа.
На клумбе - гегемон затеял драку
с собакой. Но еще одна собака
тем временем пометила подножье
и высохший венок. Веслом по роже
внезапно получает страж порядка,
случившийся поблизости. Украдкой
глядят в окно заезжие ацтеки.
Как говорится, ночь. Фонарь. Аптека.

VII.

Дорогая, я видел дурацкий сон:
Какаду в бескозырке a la Nelson
улыбался с "Авроры" в мое окно,
тыкал пальцем на глобус: " Земля, земля! ",
а тем временем крейсер спешил на дно
приспустив черный флаг и вовсю паля
с носового по птицам, что в небе над
облаками, похожими на солдат,
уходящих поротно в походный рай,
где и сны столь похожи на облака,
что уже отличить невозможно край
одеяла от лужицы молока.

В этих снах привкус крови еще красней,
видит Бог, много гуще и солоней
чем в реальности. Ибо, прикрыв глаза,
мы желаем и видим острей вдвойне.
Дорогая, еще, я забыл сказать:
нас убило совсем не на той войне
как хотелось бы. Впрочем - живем. И хоть
с каждым днем невесомее наша плоть,
нашпигован свинцом, каменеет дух.
Я воздвиг себе памятник... Эка спесь:
графоман или гений - одно из двух,
но для Вас я умру навсегда и весь.

Слишком часто я вижу такие сны,
дорогая, и слишком они грустны
не от дури, но просто: проснуться мне
желтым утром - архангел дудит в дуду
и поодаль качается на волне
бескозырка утопшего Какаду.

Автор слов:

Гагуа Дмитрий

83. Сонет к зубной боли

Задумайся над сутью бытия,
когда дантист, знакомясь, лезет в зубы
рукой в перстнях - косматой, толстой, грубой -
ни власти, ни бесстрастья не тая.

Что, жено, боль других, ведь та - твоя -
десну сверлит упорно и сугубо,
и изувер с ухмылкою инкуба
уже в дупло закладывает яд!

Сапог испанский, дыба и топор -
все сущий вздор, в сравненьи с тем, как бор-
машина раскурочивает челюсть.

Пройдет и это. И в противовес,
как после урагана - легкий шелест,
во рту блеснет фарфоровый протез.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

84. Стансы на полях судового журнала (ст.)

I.

... с криком "Полный вперед!" ковчег швырнуло на лед.
Кок божится: на ужин к чаю - запретный плод,
капитан талдычит про высланный вертолет.
Верю обоим, так как и тот, и другой врет.

II.

От удара в двух-трех местах прохудилось дно.
По всей видимости, дело - швах, ясно одно:
это уже не судно, хоть еще не судно.
Впрочем, разницу между ними узреть мудрено.

III.

Месяца через два притерпишься зимовать,
зябнуть и прозябать, листать, проклиная "ять",
подшивку за прошлый век, вставлять то и дело мат
в каждую фразу типа "добро пожаловать".

IV.

Кто тебе виноват? На мили и мили - льды.
На жалобы, что забыт вид и запах воды,
кок выдает коньяк три раза в день, лишь один
капитан держит понт, пуская колечком дым.

V.

Держу пари, начнется цинга, холера и резь
в мочевом пузыре. Ветхозаветный рейс
как-то подзатянулся. Что поделать - Борей-с,
пролетая над палубой, треплет пророчий пейс.

VI.

Крысы выгрызли часть карты, где берег и порт.
Штурман, падла, сошел с ума: говорит, что горд
прокладывать наш курс только и только на норд.
Встретив его, плююсь и бегу на другой борт.

VII.

Да, если честно, устал, но не очень, а так -
после легкой пробежки переходя на шаг,
различаю меж звезд лукавый библейский зрак.
Кто бы сказал, к чему здесь сей непонятный знак?

VIII.

Ночь спускается вниз по гребням ледовых гряд.
Спит радист, обняв вместо бабы свой агрегат.
Кок с капитаном битых восемь часов подряд
глазеют в пустую тару с надписью "Арарат"...

Автор слов:

Гагуа Дмитрий

85. Старый грязный рок-н-ролл

One! Two! One, two, three, four!

Мама мыла раму, Рама лапал маму за
силиконовую вывеску - сорвало тормоза !
Папа, выкатив глаза, кричал: "Банзай! Не кантовать!
Ты куда ж полез, ублюдок! Руки прочь, твою-то мать!"
Младший сын забросил школу и ловит свой кайф -
он читает "Протоколы сионских мудрецов" и "Mein kampf"!

По утрам в осеннем парке раздаётся пьяный плач -
это Таня, зад отклячив, всё роняет в речку мяч.
И плывут по белу свету разноцветные мячи,
Если нечего ответить - лучше сядь, да подрочи!
Я не верю в чудо Будды, гадом буду - он не прав,
мне не надобно fast foodа, дайте мне fast love!

Но с чего бы ни переться - оттянись, чувак, с душой:
вечер бьётся глупым сердцем, ветер пахнет анашой,
и, расставленные жизнью словно кегли да шары,
мы давно себе играем не по правилам игры -
уроните мишку на пол, отгрызите зверю хер,
возвращайтесь к маме с папой, Вack in USSR.

Пусть учительница брата, беспонтовая герла,
жмётся в спальне виновато - мол, пришла и не дала -
и ведёт пустые речи о любви, добре и зле,
мама молча моет Раму в совмещённом санузле,
папа прямо рядом с мишкой ссыт в отчаяньи на пол,
ну, а я играю этот старый грязный рок-н-ролл!

Wow!

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

86. Строевой вальс

От первых и до последних,
согласно статье устава,
равненье мы держим слепо
на грудь четвертого справа.
А если четвертый справа
к тому же последний с краю -
равняйсь на знамя державы!
Ведь знамя не выбирают;
ни знамя, ни полководца,
ни родину, ни победу...
Давай, маршируй под солнцем
от завтрака до обеда -
разбит твой путь на квадраты,
на полосы и участки.
Нещадно шаги печатай
по выщербленной брусчатке;
печатай, как на бумаге,
примерив венки и рамки
согласно чинам и рангам,
искоса глядя на флаги;
печатай четко и ловко
свой шаг на плацу гремящий,
фальшивый, как сторублевка.
Авось, не заметят фальши.
Шагай же парадным строем
сквозь трубы, огонь и воду!
Как станешь мудрее втрое,
Бог даст, наградят свободой;
дождешься, дожив до славы,
покоя в усталый вечер.
Но въелась строка устава
непрошено и навечно.
Отныне мы - полководцы!
Вот радость-то, вот везенье...
Равняйся на что придется,
да так, чтоб до окосенья,
до судорог, до видений -
воздастся тебе сторицей:
не отдыхом в воскресенье -
парадом в чужой столице.
Уходят полки колонной
по линии, неуклонно;
уходят куда-то к черту,
равняясь на грудь четвертых.
Уставной статьи наследник
чеканит шаги по следу
от первых и до последних,
от первых и до последних.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

87. Сумасшедший

Сумасшедший, как есть - сумасшедший,
по пустыне кружит знойный ветер с двуцветной каймой;
то бормочет, то на ухо шепчет
воспалённые тёмные речи,
возмущая покой, брызжет светом и рыжей слюной.

Ветер вьётся стремительной тенью,
к небесам в дикой пляске столпом возметая песок,
и пристрастно, с великим презреньем,
разоряет дотла погребенья
зверолобых богов, и торопит людей на восток.

Но, дыханье узнав человечье,
эти мёртвые боги - осколки несбывшихся снов -,
из могил восставая по плечи,
вопиют на гранитном наречьи,
призывают из бездны зыбей повелителя слов.

"Повелитель, услышь, повелитель!
Отомсти, уничтожь, заведи, погуби между скал!"
Никого. Только сокол в зените
затмевает крылами Египет,
да поодаль трусит, припадая на лапу, шакал.

Расплескав камышовое море,
ветер гонит к горе, где огнём расцвела купина,
заслоняет от глада и мора,
проторяет пути на просторе,
и под вечер с высот выкликает во мрак имена.

А потом, в тихом, призрачном свете
той луны, что лепёшкой плывёт - столь пресна и черства -,
видишь: спят утомлённые дети,
и над ними склоняется ветер,
в белизну и лазурь проливая, как слёзы, слова.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

88. Тепидарий

Дух мирры умащал наложниц молодых,
что нежатся в мечтах, декабрь смакуя вяло,
и угольницы медь покои озаряла,
метав огонь и тень по ликам бледным их.

На пурпурных одрах, в подушках пуховых,
подчас одно из тел - тех, мрамора ль, опала -
то выгнется, а то взметнется - и опало;
так складками лежит виссона страстный штрих.

Вот, сочивом себя саму разбередив,
восточная раба парильни посреди
бессильно вьет рукой в томленьи безголосом;

и вольную толпу увядших Авзонид
в неистовом кругу пьянит, манит, блазнит
дикарство черных кос, оплетших бронзу торса.

Автор слов:	Эредиа Жозе Мария, пер. с фрац.Д.Гагуа
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

89. Целый день дожди, дожди...

Целый день дожди, дожди, дожди, дожди,
На столбах лохмотья содранных афиш,
А над нами вместо неба этажи,
Этажи да скаты черепичных крыш,
И, скрипя, ползет фургончик вдоль реки,
И храпит кассир в брезентовом плаще,
И болтается распятый Арлекин
На веревочках, привязанных к душе.

А в домах дымят дешевым табаком,
Хлещут кофе и мусолят пасьянс,
Дворник нехотя гнусавит под окном
Свой единственный до одури романс,
И опять дожди, и снова, и еще,
Жизнь почти что и не жизнь, а так, сквозняк,
Неба нету, вместо неба - черт-те что,
Серо-буро-никакая размазня.

Но над входом в разноцветный балаган
Чистит перышки простуженный щегол,
Ну, давай же, площадной комедиант,
То, что неба нету, это ничего!
Нарисуем, наиграем, напоем,
Напридумаем на гривенник чудес,
Что-то выйдет - будет видно, а потом,
А потом начнем сначала всё, как есть!

Значит, можно, значит, снова у весны
Детский привкус волшебства и скарлатин,
Леденцовые дома, цветные сны,
Солнце в небе и воскресший Арлекин,
Значит, это не последняя глава,
Жизнь искрится, продолжается, звенит!
Ах, оставьте ваши умные слова!
Далеко еще до будущих финит.

Представление закончено, финал,
Целый день дожди, дожди, дожди, дожди,
На столе бутылка кислого вина,
И, вообще, как говорится, тошно жить,
И скрипя, ползет фургончик вдоль реки,
Представление закончено, прощай!
И болтается распятый Арлекин,
И на кой ему та самая душа?

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

90. Циничный романс

      Перед зеркалом в рост, в тяжёлой старинной раме,
      ты стоишь поутру в халате на босу душу,
      ничего не помня ≈ ни снов, ни смертельной раны.
      Только боль со свистом всё рвётся себе наружу.
      И сквозь толстое зеленоватое то стекло,
      исподлобья, в кавалерийской седой шинели,
      на тебя глядит какая-то там агьлО,
      то ли вовсе ≈ чего уж пенять, так и есть ≈ анелЕ.
      Вот и длится мистерия, марево, пряный морок:
      карнавал столетий, в амальгаме застыв, двоится.
      По сравнению с ними твои неполные сорок
      или что-то вроде того √ не возраст, а так, крупица.
      Дамы прошлых эпох с интересом обозревают
      твой сегодняшний быт как подмостки любовной драмы;
      Заслонившись от них острым локтем, едва живая
      ты прошепчешь проклятье, а шёпот не затуманит
      веницейскую гладь┘ Слишком призрачна и прозрачна
      паутина сетей что, увы, сплетены не нами;
      это ≈ дымом белёсым сбывается сон вчерашний,
      заклиная из глубины отраженными именами.
      Только Анне и Титу узнать себя в этом странном
      мире мёртвых времён, где летит не благою вестью
      эхо комнатных войн ≈ лёгкой конницей Чингисхана,
      зазеркалье своё изнутри кисеёй завесив.

      Перед зеркалом в рост, рассеяна и печальна,
      ты небрежно сдуваешь с пуховки излишки пудры┘
      Боль со свистом? Окстись, это просто вскипает чайник!
      Громыхая дверьми, по подъезду несётся утро.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

91. Этюд

Играй по старой памяти, играй
этюд в провинциальном До-мажоре!

...а август густ, как мед - горяч и горек,
переполняет, льется через край,
стекает вниз вскипающей волной,
захлестывает, настигает, топит,
смывает имена, уносит шепот
и льнет к виску - усталый и хмельной.

И кажется: скупа, суха на слух
та беглость пальцев - алгебра гармоний,
рассчитанная вдробь по метроному -
и первый звук так робок, зыбок, глух...
Но нет, повремени, оборотись -
под простенький мотив этюда Черни
взмывает ввысь твой вечный, твой вечерний,
твой белый город, птичий парадиз.

Из сумерек к прозрачным облакам
пролеты гамм - как лестничные марши.
Мы - ах! - еще не смертны, просто - старше,
спокойней, что ли, крепче... В такт шагам
мажор, ажур пассажей, взмах крыла -
и звонче, строже, чище строй аккорда.

...Даруй мне силы петь, срывая горло
до хрипа, в кровь! И водку пить с горла.

Когда воскресну - встретимся в раю.
Там, на закате выжженном, бездонном
ты волосы распустишь и ладони
подставишь под тягучую струю
дымящейся летейской тишины.
Там, наверху, где время - не помеха,
багровым ветром, ярким всплеском эха
все вздохи и слова искажены.

На взморье продолжается война.
Ночь плавится в глазах твоих, и шорох
чужих теней в углах, простенках, шторах
сродни броженью темного вина.
Но много слаще смертного греха
и губы, приоткрытые к разлуке,
и привкус жизни, тающий по кругу
в строке полузабытого стиха.
Всё сбудется. Начнут сбываться сны,
а на рассвете - в тягость ли, во благо -
ты запоешь. И больше - сможешь плакать.
Затем - дышать настоем белизны...
Чаруй и царствуй! Лето напролет
владычествуй, повелевай, покуда
весь день, с утра плывет волна этюда,
и нет конца. И август густ - как мед.

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий

92. Я забуду твой голос...

Я забуду твой голос, походку, абрис
в контражуре заката, почтовый адрес,
отражение в зеркале, жест стеклянный,
окольцованный палец, тот - безымянный;
я забуду округлость - окружность бёдер,
вереницу твоих недостоинств, вроде
пуританства души при порочном теле
и привычки крошить сухарем в постели.

Ты ж проставь себе галочку, крестик, номер.
Если так будет легче - считай, я помер;
разбирай мою жизнь, подводи итоги,
дополняй списки, перечни, каталоги,
ибо даже поняв и приняв сердечно,
тем не менее, помнить ты будешь - вечно,
до мельчайших подробностей, дорогая,
всепрощенье про черный день сберегая.

Ни о чём не жалею. Чем злей, тем проще.
Пусть другой постигает тебя наощупь,
в этом смысле мы квиты. Прощай, славянка!
На последние деньги я взял полбанки.
Оттого ль что декабрь ворожит к запою,
ворошить что дела, что слова - пустое,
только ветер, по-зимнему свеж да светел,
всё горланит, дурак, о любви и смерти.

Размер файла:	3.8 Мб
Продолжительность:	02:38
Скачать

Автор слов:	Гагуа Дмитрий
Автор музыки:	Гагуа Дмитрий
Исполнитель:	Гагуа Дмитрий